Взятие Казани Иваном Грозным. Картина Алексея Кившенко, XIX век

Казань-Город на костях стоит,
Казаночка-речка кровава течет,
Мелки ключики — горючи слезы,
По крутым горам все головы,
Молодецкие, все стрелецкия.

    Взятие Казани стало самым известным военным походом первой половины царствования Ивана IV. Это событие стало олицетворением новой эпохи в истории России, эпохи активных завоевательных походов на восточных рубежах. Падению ханства уделяли большое внимание в летописях и хрониках, события 1552 года нашли своё отражение в записках западноевропейских путешественников и даже татарском и финно-угорском фольклоре.

Москва и Казань: Рюриковичи против осколка Золотой Орды

      Отношения между Московским княжеством и Казанским ханством на протяжении нескольких десятилетий сводились к попыткам Великих Князей из династии Рюриковичей установить свой контроль над осколком Золотой Орды и оторвать его от крымчаков, досаждавших южным рубежам России. С 1487 года в результате похода московских войск в Казани воцарился хан Муххамад-Амин, лояльный России. Однако успокоение отношений длилось только до начала XVI века. В 1505 — 1507 году московский ставленник пошёл войной на своих хозяев, стремясь к полной независимости. В 1521 году уже новый хан, Сахиб Гирей из крымской династии, в союзе с родственниками совершил удачный поход на Москву.

     Молодой Иван IV продолжил политику своих предшественников, направленную на юридическое подчинение Казани. Однако два крупных похода, 1547−1548 и 1549−1550 годов не привели к успеху. Главная причина крылась в удалённости пунктов снабжения от основной армии, действовавшей под стенами Казани. В 1551 году Иван IV приказал возвести в месте впадения реки Свияги в Волгу крепость, получившую название Свияжск.

Свияжск. Гравюра середины XVIII века. 

    В 1552 году укреплённая армия (незадолго до этого было создано стрелецкое войско) при поддержке орудий сначала под Тулой разгромила союзные Казани войска крымского хана, а затем выдвинулась к Волге. Ратников вёл сам царь. Третьему походу предшествовали безуспешные переговоры о назначении царского наместника в столицу ханства, однако большая часть казанской знати отвергла эти планы.

    Летом 1552 года царские войска подошли к Казани и начали осаду. Русские сосредоточили около 150 тысяч человек и 150 пушек. Оборонявшиеся уступали осаждающим числом по меньшей мере в три раза. Первый этап осады сильно портил марийский конный отряд Епанчи, курсировавший в тылах русских войск. После его разгрома и сожжения Арска, базы черемисов, ничто не мешало Ивану IV готовиться к штурму. Он состоялся 2 октября 1552 года после длительной подготовки. Несмотря на яростное сопротивление, осаждённые были побеждены, а Казань присоединена к России. Тем не менее, в течение нескольких лет продолжалась партизанская война против русских захватчиков на территории бывшего ханства.

Русские артиллеристы во время осады Казани.

Русские источники: от «Царственной книги» до Андрея Курбского

    Такое важное для истории России, как взятие Казани в 1552 году нашло своё отражение во многих источниках того времени. Условно их можно разделить на «официальные» и «неофициальные», личные. Самой известной официальной летописью периода царствования Ивана IV был «Лицевой летописный свод»: десятитомная иллюстрированная энциклопедия мировой истории. Последний том, «Царственная книга», освещал период правления Ивана IV.

Вступление Ивана IV в Казань. Миниатюра из «Лицевого Летописного Свода». 

     Об осаде и взятии Казани «Лицевой летописный свод» сообщает в стиле своеобразного «журнала боевых действий», написанного участником событий. Здесь можно найти информацию о составе войска, полководцах, основных этапах осады и штурма Казани. Наряду с этим в тексте летописи можно встретить множество упоминаний всевозможных «чудес», которые сопровождали войска Ивана IV по дороге к Казани. Таким образом, сам Бог благословлял ратников в походе против «неверных». Согласно «Царственной книге», во время штурма Казани 2 октября 1552 года царь не сразу присоединился к войскам, а некоторое время провёл в своём шатре, молясь Богу. Лишь после того, как он удостоверился в том, что божья помощь ему обеспечена, Иван Васильевич отправился к войскам. В этой истории можно увидеть отчётливую параллель с текстом «Сказания о Мамаевом побоище», посвящённом Куликовской битве. Также вёл себя и Дмитрий Донской перед битвой. Так, авторы «Царственной книги» проводят прямые параллели между борьбой Руси против ордынского владычества и войной Ивана IV c Казанью.

      Другим интересным откликом на события 1552 года можно назвать «Историю о Казанском царстве» — это литературное произведение, созданное спустя десять лет после присоединения Казани и написанное анонимным автором. Несмотря на то, что в оценке событий тех лет в «Истории…» можно обнаружить много перекличек с «Царственной книгой» (например, общая идея борьбы с противниками веры Христа), это произведение обладает некоторыми отличительными чертами.

Страница из «Истории о Казанском царстве». XVII век. 

      «История…» делает большой упор религиозном аспекте похода на Казань. Так, в ней содержится легенда о личной встрече царя с митрополитом Макарием. «Царь же великий князь принимает святительское благословение, как от десницы небесного Вседержителя, а вместе с ним — храбрость и мужество Александра, царя Македонского». Описывая поход на Казань, автор «Истории…», в отличие от официальных летописцев, сообщает о великой засухе, ниспосланной Богом на земли ханства. Пересохшие реки и болота позволили русским войскам без особых хлопот достичь Казани. Также в «Истории…» сообщается о том, что казанцы отвергли мирные предложения русских о сдаче города, в то время как официальная летопись говорит о том, что Иван IV начал переброску войск к Казани, не дожидаясь ответа от противника.

     Современные историки указывают на фактические ошибки, содержащиеся в «Истории о Казанском царстве» — автор этого произведения неточно описывает позиции воевод, ошибочно датирует те или иные события похода. Так или иначе, для анонима было важнее иносказательное описание завоевания Казани в рамках определённой идеологемы: восхваление царя-завоевателя. Перед нами компиляция, сотканная из наиболее авторитетных произведений того времени и официальных летописных документов эпохи.

      Среди источников, описывавших взятие Казани, особняком стоят воспоминания Андрея Курбского, написанные в изгнании в Литве. В «Истории о делах Великого Князя Московского» содержатся сведения, не попавшие ни на страницы официальных летописей, ни в текст «Истории о Казанском царстве».

Андрей Курбский. 

      Вспоминая поход на Казань, Курбский, в отличие от официальных источников, указывает на большие лишения, переживаемые русскими войсками на подступах к Казани. Так, он говорит о большом количестве маленьких речек и болот, которые приходилось преодолевать при помощи перебежчиков-проводников. Несмотря на наличие такого перевалочного пункта, как Свияжск, царские ратники долгое время голодали.

     Курбский описывает интересные подробности штурма города. По его воспоминаниям, казанцы заранее знали о штурме 2 октября и успели подготовиться к обороне. Именно поэтому бои в городе приняли ожесточённый характер. Ситуацию усугубляло и мародёрство русских ратников. К ханскому дворцу начали стекаться солдаты «не ратного ради дела, но на корысть многую». Это предопределило успех контрнаступления казанцев, остановленного только вмешательством самого царя и свежих сил, пришедших с ним.

      Кроме того, Курбский, в отличие от официальных хронистов, сообщал, что Иван IV, несмотря на советы приближённых остаться в городе и подавить сопротивление окрестных жителей, предпочёл сразу же уехать. Война с партизанами продолжалась ещё 4 года.

Вести о Казани в Западной Европе

     Такое крупное событие в истории России, как покорение Казанского ханства, не могло пройти мимо европейских наблюдателей. Свидетельства о событиях 1552 года нашли отражение в донесениях папских легатов, дипломатов Германии, Франции и Англии. В большинстве случаев эти известия содержали ряд мелких фактических ошибок, не особо менявших смысл произошедших событий.

     Так, например, папский легат Антонио Поссевино в своём сочинении «Московия», опубликованном 1586 году, сообщал, что главным преимуществом русских в казанской кампании стали артиллерия и огнестрельное оружие. В то же время о боевых качествах татар и их союзников итальянец отзывался невысоко. На самом деле казанцы познакомились с порохом ещё в XIV веке.

Антонио Поссевино. 

     Немецкие авторы, такие как Бальтазар Руссов или Даниил Принц, довольно точно в своих трудах описывали происходившие в 1552 году события. Это было обусловлено более тесными русско-немецкими контактами по сравнению с русско-итальянскими. Интересны также труды английских дипломатов. Так, Энтони Дженкинсон, посол Англии в Московии, резонно отмечал, что с падением Казанского ханства русским открылся путь для широкой экспансии на Восток.

     Комплементарно отзывался о татарах шведский историк, автор «Московитской хроники» Петр Петрей де Эрлезунда. В его труде содержится довольно подробное описание военной кампании 1552 года и высокая оценка боевого духа и сопротивления казанского гарнизона. Вне зависимости от политических или этнических предпочтений, почти все сообщения европейских хронистов и дипломатов о происходивших в 1552 году событиях отличались точностью.

Фольклорные песни: татары, марийцы и мордва о Казани

      Осада и штурм Казани стали популярными сюжетами народных песен. Причём эта популярность относится не только к русскому фольклору — отдельные упоминания событий 1552 года можно найти в народных произведениях татар и финно-угров.

      Падения Казани оставило довольно глубокую рану в исторической памяти татарского народа в то время. В известной песне «Баит о Сююн-бике», посвящённой жене изгнанного из Казани в марте 1552 Шах-Али, можно встретить такие строки:

Тогда-то приказал хан-трус
Всем на Казань сбираться,
Чтоб с Русью алчной заодно
Казань взять постараться.
В Казани был и Шахгали,
Казанцев покорили
И кровью,
нас продавших мура,
там землю обагрили

       Упоминание об осаде и штурме Казани осталось и в марийском историческом эпосе. Например, на фоне событий 1552 года в произведении «Как погиб марийский царь Йыланда» главный герой становится жертвой жестокости и подозрительности царя Ивана IV. Так, царь узнал о задержке взрыва пороховых бочек в подкопе под стенами крепости. Ответственным за работы был Йыланда. Он попросил подождать некоторое время царя, однако тот ждать не стал и в ярости повелел казнить беднягу. «…как отрубили голову Йыланде, в тот же миг бочки с порохом взорвались. После этого царь раскаялся и повелел заложить в городе Казани Зилантьев монастырь в честь Йыланды».

Макет штурма Казани. Музей артиллерии Источник: (Санкт-Петербург). 

     В мордовской песне «Саманька» молодая девушка, узнав, что Иван IV не может несколько лет взять Казань, предлагает свои услуги царю. Она предлагает сделать под крепостные стены подкоп и взорвать их. В песне царь не терпит хвастовства девушки:

Ох ты, красная девка!
Лишу я тебя головы,
Чтобы впредь надо мной не смеялась

     Однако план Саманьки срабатывает — её подкоп разрушил стену, русские войска взяли город, а царь сменил гнев на милость: он предлагает девушке богатые дары, однако та просит о другом:

Повели лишь твой лик отчеканить,
Дозволь нам на лбу носить.
К отцу, к матери отпусти

     В этой песне мордва представляется союзником русских в борьбе против Казани. Тем не менее, многие этносы, проживавшие в разгромленном ханстве, присоединились к татарам в партизанской войне, продолжавшейся по меньшей мере четыре года.

Источники

Источник лида: photoshare.ru

Источник анонса: artchive.ru

Аксанов А.В. Казанское ханство и Московская Русь: Межгосударственные отношения в контексте герменевтического исследования.

Казань, 2016. Алишев С.Х. Источники и историография города Казань. Казань, 2001.

Нечаева А.А. Проблема сравнительного изучения марийской исторической прозы (на материале преданий о взятии Казани) // Вестник Чувашского университета. 2007. Измайлов И. «…Казань-город на костях стоит» // Родина. 2005. №8.

Шаронова Е.А. Образ Ивана Грозного в эрзянской песне о взятии Казани "Саманька" // Пробл. марийской и сравнительной филологии: сб. тр. IV Всерос. науч.-практ. конф. с междунар. участием (Йошкар-Ола, 20 октября 2017 г.). Йошкар-Ола, 2017. Родионов М.С. Цикл исторических песен «Взятие Казани» как этап эволюции жанра // Вестник Челябинского университета, 1996.

Иван III разрывает ханскую грамоту и топчет басму перед татарскими послами в 1478 г. Художник А.Д. Кившенко.

   В памяти русского народа тяжелый период истории, называемый «ордынским игом», начинался в XIII в. трагическими событиями на реках Калке и Сити, длился почти 250 лет, но триумфально заканчивался на реке Угре в 1480 г. 

   Значению Куликовской битвы 1380 г. всегда придавалось большое внимание, а московский князь Дмитрий Иванович, получивший после сражения почетную приставку к имени «Донской», является национальным героем. Но не меньший героизм проявляли и другие исторические персонажи, а некоторые события, возможно незаслуженно забытые, соизмеримы по своей значительности с битвой на Дону. События, что положили в 1480 г. конец игу Орды, известны в исторической литературе под общим названием «стояние на Угре» или «Угорщина». Они представляли собой цепь боев границе Руси между войсками великого московского князя Ивана III и хана Большой Орды Ахмата.

Сражение на реке Угре, положившее конец ордынскому игу.
Миниатюра из Лицевого летописного свода. XVI в.

   В 1462 г. московский великокняжеский трон унаследовал старший сын Василия II Темного Иван. Как руководитель внешней политики Московского княжества, Иван III знал, чего хотел: быть государем всей Руси, то есть объединить под своей властью все земли северо-востока и покончить с ордынской зависимостью. К этой цели великий князь шел всю жизнь и надо сказать успешно.

Государь всея Руси Иван III Васильевич Великий. Титулярник. XVII в.

К концу ХV века было почти завершено формирование основной территории Русского централизованного государства. Все столицы удельных княжеств Северо-Восточной Руси склонили голову перед Москвой: в 1464 г. было присоединено Ярославское княжество, а в 1474 г. – Ростовское. Вскоре такая же участь постигла Новгород: в 1472 г. частично, а в 1478 г. окончательно, Иван III перечеркнул сепаратистские тенденции части новгородского боярства и ликвидировал суверенитет Новгородской феодальной республики. Главный же символ новгородской вольности – вечевой колокол был им снят и отправлен в Москву.

    Исторические слова, произнесенные при этом Иваном III: «Наше государство великих князей таково: вечю колоколу во отчине нашей в Новегороде не быти, посаднику не быти, а господарство свое нам держати»^[1], стали девизом русских государей на несколько столетий вперед.

Карта. Походы Ивана III.

   В то время как Московское государство мужало и крепло, Золотая Орда уже распалась на несколько самостоятельных государственных образований не всегда мирно уживающихся друг с другом. Сначала от нее отделились земли Западной Сибири с центром в городе Чинга-Тура (нынешняя Тюмень). В 40-е гг. на территории между Волгой и Иртышом к северу от Каспийского моря образовалась самостоятельная Ногайская Орда с центром в городе Сарайчик. Чуть позже на землях бывшей монгольской империи вокруг границ ее преемницы – Большой Орды возникли Казанское (1438 г.) и Крымское (1443 г.), а в 60-е гг. – Казахское, Узбекское и Астраханское ханства. Трон же золотоордынского царства и титул великого хана находился в руках Ахмата, чья власть распространялась на обширные территории между Волгой и Днепром.

   В этот период взаимоотношения между объединяющейся Северо-Восточной Русью и распадающейся Ордой носили неопределенный характер. А в 1472 г. Иван III окончательно прекратил выплату дани ордынцам. Поход Ахмат-хана в 1480 г. стал последней попыткой вернуть Русь в подчиненное Орде положение.

   Для похода был выбран подходящий момент, когда Иван III находился в плотном кольце врагов. На севере в районе Пскова разбойничал Ливонский орден, войска которого под руководством магистра фон дер Борха захватили обширные территории на севере страны.

   С запада грозил войной польский король Казимир IV. Непосредственно с польской угрозой была связана и смута, возникшая внутри государства. Новгородские бояре, уповая на помощь Казимира и ливонцев, организовали заговор с целью перехода Новгорода под власть иноземцев. Во главе заговора стоял пользующийся большим влиянием у новгородцев архиепископ Феофил. Кроме того, в Москве подняли мятеж родные братья Ивана III удельные князья Андрей Большой и Борис Волоцкий, требующие увеличения территории уделов и усиления их влияния на управление государством. Оба мятежных князя запросили помощь у Казимира и тот обещал им всяческую поддержку.

  Весть о новом походе ордынцев достигло Москвы в последних числах мая 1480 г. В Типографской летописи о начале нашествия сказано: «Прииде же весть великому князю, яко дополна царь Ахмат идеть со своею ордою и царевичи, уланы и князми, еще же и с королем во единой думе с Казимером, король бо и подвел его на великого князя...»^[2].

  Получив известие о выступлении Орды, великий князь должен был принять ответные меры как дипломатического, так и военного характера.

   Создание коалиции с Крымским ханством, направленной против Большой Орды, началось Иваном III незадолго до начала нашествия. 16 апреля 1480 г. московское посольство во главе с князем И.И. Звенигородским-Звенцом отправилось в Крым. В Бахчисарае московский посол подписал с ханом Менгли-Гиреем договор о взаимопомощи. Русско-крымский союз имел оборонительно-наступательный характер по отношению к Казимиру и оборонительный по отношению к Ахмату. «А на Ахмата царя, – писал крымский хан к Ивану III, быти нам с тобой за один. Коли пойдет на меня царь Ахмат, и тобе моему брату великому князю Ивану, царевичей своих отпустити на орду с уланами и со князми. А потом на тебя Ахмат царь и мне Менгли-Гирею царю на Ахмата царя пойти или брата своего отпустити с своими людьми»^[3].

   Союз с Менгли-Гиреем был заключен, но сложность обстановки на границе Крыма и Великого княжества Литовского, а также относительная слабость Менгли-Гирея, как союзника, не позволяла надеяться на предотвращение ордынской агрессии только дипломатическими путями. Поэтому для обороны страны Иван III принял ряд действий и военного характера.

Фрагмент диорамы «Великое Стояние на реке Угре». Музей-диорама. Калужская область, Дзержинский район, с. Дворцы, Владимирский скит Калужской Свято-Тихоновой пустыни.

  К началу нашествия Ахмата на южных границах Московского государства существовала глубоко эшелонированная система оборонительных сооружений. Эта Засечная черта состояла из городов-крепостей, многочисленных засек и земляных валов. При ее создании использовались все возможные защитные географические свойства местности: овраги, топкие болота, озера и особенно реки. Основная линия обороны южных границ тянулась по Оке. Эта часть Засечной черты именовалась «Окским береговым разрядом».

   Служба по охране окского рубежа была введена Иваном III в обязательную повинность. Сюда, для защиты границ княжества, по очереди отправлялись крестьяне из не только ближних, но и дальних сел. Во время нашествий Орды – это пешее ополчение должно было выдержать первый натиск и удержать врага на пограничных рубежах до подхода главных сил. Принципы обороны рубежа также были разработаны военной администрацией великого князя заранее. Сохранившийся «Наказ угорским воеводам» это наглядно показывает^[4].

Фрагмент диорамы «Великое Стояние на реке Угре». Музей-диорама. Калужская область, Дзержинский район, с. Дворцы, Владимирский скит Калужской Свято-Тихоновой пустыни.

   В помощь войскам, несущим постоянную службу на южной «украине», в конце мая – начале июня великий князь направил в район Оки воевод с вооруженными отрядами. В Серпухов был наряжен сын Ивана III Иван Молодой. В Тарусу для подготовки города к обороне и организации отпора татарам отправился брат московского князя Андрей Меньшой. Кроме них в русских летописях, как один из руководителей обороны Засечной черты, упоминается дальний родственник Ивана III князь Василий Верейский.

   Меры, принятые великим князем, оказались своевременными. Вскоре на правом берегу Оки появились отдельные вражеские разъезды. Этот факт нашел отражение в летописи: «Татарове же пришедше плениша Беспуту и отидоша»^[5]. Первый удар, совершенный видимо с разведывательной целью, был нанесен по одной из правобережных приокских русских волостей, не прикрытой водной преградой от нападений со стороны степи. Но увидев, что русские войска заняли оборону на противоположном берегу, неприятель отошел.

  Достаточно медленное выдвижение основных сил Ахмата позволило русскому командованию определить возможное направление главного удара Ахмата. Прорыв Засечной черты должен был проходить либо между Серпуховым и Коломной, либо ниже Коломны. Выдвижение великокняжеского полка под руководством воеводы князя Д.Д. Холмского к месту возможной встречи с противником завершилось в июле 1480 г.

  На решительность целей Ахмата указывают конкретные факты, нашедшие свое отражение в летописных источниках. Войско Ахмата, по всей вероятности, включало в себя все наличные военные силы Большой Орды в то время. Согласно летописям, совместно с Ахматом выступил его племянник Касим, и еще шесть царевичей, имена которых в русских летописях не сохранились. Сравнивая с теми силами, что выставляла Орда раньше (например, нашествие Едигея в 1408 г., Мазовши в 1451 г.), можно сделать вывод о численном составе войска Ахмата. Речь идет о 80–90 тысячах воинов. Естественно, эта цифра не является точной, но она дает общее представление о масштабе вторжения.

   Своевременное развертывание главных сил русских войск на оборонительных рубежах не дало возможность Ахмату форсировать Оку на центральном ее участке, что позволило бы ордынцам оказаться на кратчайшем направлении к Москве. Хан повернул войско к литовским владениям, где он мог успешно решить двойную задачу: во-первых, соединиться с полками Казимира, а во-вторых, без особых затруднений ворваться на территорию Московского княжества со стороны литовских земель. Об этом есть прямые известия в русских летописях: «...поиде к Литовскои земли, обходя реку Оку, а ожидая к себе короля на помочь или силы»^[6].

   Маневр Ахмата вдоль Окского рубежа был своевременно обнаружен русскими сторожевыми заставами. В связи с этим главные силы из Серпухова и Тарусы были переведены западнее, к Калуге и непосредственно на берег реки Угры. Туда же направлялись и полки, идущие на подкрепление великокняжеским войскам из различных русских городов. Так, например, к Угре прибыли силы тверского княжества^[7] во главе с воеводами Михаилом Холмским и Иосифом Дорогобужским. Опередить ордынцев, раньше их выйти к берегам Угры, занять и укрепить все удобные для переправы места – такая задача стояла перед русскими войсками.

   Движение Ахмата к Угре таило в себе большую опасность. Во-первых, эта река, как естественная преграда, значительно уступала Оке. Во-вторых, выходя к Угре, Ахмат продолжал оставаться в непосредственной близости от Москвы и при быстром форсировании водного рубежа мог достичь столицы княжества за 3 конных перехода. В-третьих, вступление ордынцев в пределы Литовской земли подталкивало Казимира к выступлению и усиливало вероятность соединения ордынцев с польскими войсками.

   Все эти обстоятельства заставили московское правительство принять чрезвычайные меры. Одной из таких мер стало проведение совета. В обсуждении сложившейся ситуации приняли участие сын и соправитель великого князя Иван Молодой, его мать – князя инокиня Марфа, дядя – князь Михаил Андреевич Верейский, митрополит всея Руси Геронтий, архиепископ ростовский Вассиан и многие бояре. На совете был принят стратегический план действий, направленный на предотвращение вторжения ордынцев в русские земли. В нем предусматривалось одновременное решение нескольких различных по характеру задач.

   Во-первых, было достигнуто соглашение с мятежными братьями об окончании «замятни». Прекращение феодального мятежа значительно укрепляло военно-политическое положение Русского государства перед лицом ордынской опасности, лишало Ахмата и Казимира одного из главных козырей в их политической игре. Во-вторых, было принято решение о переводе Москвы и ряда городов на осадное положение. Так, по словам Московской летописи, «...в осаде в граде Москве сел митрополит Геронтий, да великая княгиня инока Марфа, да князь Михаил Андреевич, да наместник московский Иван Юрьевич, и многое множество народа от многих градов»[8]. Проводилась частичная эвакуация столицы (из Москвы на Белоозеро отправлялись жена Ивана III великая княгиня Софья, малолетние дети и государственная казна). Частично эвакуировалось населения приокских городов, а гарнизоны в них укреплялись государевыми стрельцами из Москвы. В-третьих, Иван III распорядился о проведении дополнительной воинской мобилизации на территории Московского княжества. В-четвертых, было принято решение о рейде русских отрядов на территорию Орды для проведения отвлекающего удара. С этой целью вниз по Волге была направлена судовая рать под руководством служилого крымского царевича Нур-Даулета и князя Василия Звенигородского-Ноздроватого^[9].

    3 октября великий князь отправился из Москвы к полкам, охранявшим левый берег Угры. Прибыв к войску, Иван III остановился в городе Кременце, расположенном между Медынью и Боровском и находящемся в непосредственной близости от возможного театра военных действий. По свидетельству Московской летописи он «...ста на Кременце с малыми людми, а людей всех отпусти на Угру к сыну своему великому князю Ивану»^[10]. Занятие позиции, расположенной на 50 км в тылу войск, развернутых вдоль берега Угры, обеспечивало центральному военному руководству надежную связь с главными силами и позволяло прикрыть путь на Москву в случае прорыва ордынских отрядов через заградительные заслоны русских войск.

   Источники не сохранили официального летописного отчета об «Угорщине», отсутствуют росписи полков и воевод, хотя от времени Ивана III сохранилось немало воинских разрядов. Формально во главе армии стоял сын и соправитель Ивана III Иван Молодой, при котором находился его дядя – Андрей Меньшой. Фактически же военными действиями руководили старые испытанные воеводы великого князя, имевшие большой опыт ведения войны с кочевниками. Большим воеводой являлся князь Данила Холмский. Его соратниками были не менее известные полководцы – Семен Ряполовский-Хрипун и Данила Патрикеев-Щеня. Основная группировка войск была сосредоточена в районе Калуги, прикрывая устье Угры. Кроме того, русские полки были расставлены вдоль всего нижнего течения реки. Как сообщает Вологодско-Пермская летопись, великокняжеские воеводы «…ста по Оке и по Угре на 60 верстах» на участке от Калуги до Юхнова»^[11].

   Главная задача полков, разбросанных вдоль берега реки, состояла в предотвращении прорыва противника через Угру, а для этого необходимо было надежно защищать удобные для переправы места.

  Непосредственная оборона бродов и перелазов была поручена пехоте. В местах, удобных для переправы, возводились укрепления, которые охранялись постоянными заставами. В состав таких застав входили пехотинцы и «огненный наряд», состоящий из стрельцов и артиллерийской прислуги.

   Несколько иная роль отводилась коннице. Небольшие конные разъезды патрулировали берег между заставами и поддерживали тесную связь между ними. В их задачу входил также захват вражеских разведчиков, пытавшихся выяснить расположение русских отрядов на берегах Угры и разведать удобные места для форсирования реки. Большие конные полки спешили на помощь заставам, стоящим у переправ, лишь только определялось направление главного удара противника. Допускались и атакующие или разведывательные походы на противоположный, занятый врагом берег.

   Таким образом, на широком фронте вдоль реки Угры была создана позиционная оборона с активными вылазками конных отрядов. Причем основной силой, находящейся в укрепленных узлах обороны у мест переправы, являлась пехота, оснащенная огнестрельным оружием.

   Массовое использование русскими воинами огнестрельного оружия во время «стояние на Угре» отмечается всеми летописями. Применялись пищали – длинноствольные орудия, обладавшие прицельным и эффективным огнем. Использовались и так называемые тюфяки – огнестрельные орудия для стрельбы каменным или металлическим дробом на близкое расстояние по живой силе противника. «Огненный наряд» широко и с наибольшей пользой мог быть применен в позиционном, оборонительном сражении. Поэтому выбор именно оборонительной позиции на берегу Угры кроме выгодного стратегического положения диктовался еще и желанием эффективно использовать новый род войск в русской армии – артиллерию.

    Навязываемая ордынцам тактика лишала тех возможности использовать преимущества своей легкой конницы во фланговых или обходных маневрах. Они вынуждены были действовать лишь во фронтальном наступлении на русские засеки, идти в лоб на пищали и тюфяки, на сомкнутый строй тежеловооруженных русских воинов.

    Летописи сообщают, что Ахмат шел со всеми своими силами по правому берегу реки Оки через города Мценск, Любуцк и Одоев к Воротынску, городку, расположенному недалеко от Калуги близ впадения Угры в Оку. Здесь Ахмат собирался дождаться помощи от Казимира.

   Но в это время крымский хан Менгли-Гирей по настоянию Ивана III начал боевые действия в Подолии, тем самым частично оттянув на себя войска и внимание польского короля. Занятый борьбой с Крымом и ликвидацией внутренних неурядиц тот не смог оказать содействие ордынцам.

   Не дождавшись помощи поляков, Ахмат решил сам переправиться через реку в районе Калуги. Ордынские войска вышли к переправам на Угре 6–8 октября 1480 г. и развернули военные действия сразу в нескольких местах: «...татарове ...же приидоша против князя Ондрея, а инии проти великого князя мнози, а овии против воевод вдруг приступиша»^[12].

    Противники сошлись лицом к лицу, разделяла их только речная гладь Угры (в наиболее широких местах до 120–140 м). На левом берегу у переправ и бродов выстроились русские лучники, были расположены пищали и тюфяки с пушкарями и пищальниками. Полки дворянской конницы в блестящих на солнце доспехах, с саблями находились в готовности ударить по ордынцам, если бы тем удалось где-нибудь уцепиться за наш берег. Сражение за переправы началось в час дня 8 октября и продолжалось по всей линии обороны почти четверо суток.

   Русские воеводы с максимальной выгодой использовали преимущества своих войск в стрелковом вооружении и расстреливали ордынцев еще в воде. Им так и не удалось форсировать реку ни на одном участке. Особую роль в боях за переправы сыграл «огненный наряд». Ядра, дроб и картечь наносили значительный урон. Железо и камень прошивали насквозь бурдюки, которые использовались ордынцами для переправы. Лишенные поддержки лошади и всадники быстро выбивались из сил. Те, кого щадил огонь, шли на дно. Барахтающиеся в холодной воде ордынцы стали хорошей мишенью русским стрелкам, а сами они не могли использовать излюбленный прием – массированную стрельбу из луков. Долетавшие через реку на излете стрелы теряли свою убойную силу и практически не приносили вреда русским воинам. Несмотря на огромные потери, хан снова и снова гнал вперед свою конницу. Но все попытки Ахмата с хода форсировать реку окончились безрезультатно. «Царь же не возможе берег взяти и отступи от реки от Угры за две версты и ста в Лузе» – сообщает Вологодско-Пермская летопись^[13].

    Новую попытку осуществить переправу ордынцы предприняли в районе Опакова городища. Здесь условия местности позволяли скрытно сосредоточить конницу на литовском берегу, а затем сравнительно легко форсировать мелководную реку. Однако русские воеводы внимательно следили за передвижением татар и умело маневрировали полками. В результате, на переправе ордынцев встретила не малочисленная сторожевая застава, а крупные силы, которые отразили последнюю отчаянную попытку Ахмата.

   Русское войско остановило Орду на пограничных рубежах и не пропустило неприятеля к Москве. Но окончательный перелом в борьбе с нашествием Ахмата еще не наступил. Грозное ордынское войско на берегах Угры сохранило свою боеспособность и готовность возобновить сражение.

   В этих условиях Иван III начал дипломатические переговоры с Ахматом. К ордынцам отправилось русское посольство во главе с думным дьяком Иваном Товарковым. Но эти переговоры показали принципиальную несовместимость взглядов сторон на возможность достижения перемирия. Если Ахмат настаивал на продолжении властвования Орды над Русью, то Иван III рассматривал это требование как неприемлемое. По всей вероятности, переговоры были затеяны русскими лишь для того, чтобы как-то протянуть время и выяснить дальнейшие намерения ордынцев и их союзников, а также дождаться свежих полков Андрея Большого и Бориса Волоцкого, спешащих на подмогу. В конечном счете переговоры так ни к чему не привели.

    Но Ахмат продолжал верить в успешное завершение предпринятого похода на Москву. В Софийской летописи есть фраза, которую летописец вложил в уста ордынского хана по окончанию неудачных переговоров: «Дай Бог зиму на вас, и реки все станут, ино много дорог будет на Русь»^[14]. Установление ледового покрова на порубежных реках существенно меняло обстановку для противоборствующих сторон и не в пользу русских. Поэтому великим князем были приняты новые оперативно-тактические решения. Одним из таких решений был перевод основных русских сил от левого берега реки Угры на северо-восток в район городов Кременец и Боровск. Сюда же, на помощь главным силам, двигались свежие полки, набранные на севере. В результате этой передислокации ликвидировался растянутый в длину фронт, который при потере такого естественного защитного рубежа, каким являлась Угра, существенно ослаблялся. Кроме того, в районе Кременца формировался мощный кулак, быстрое перемещение которого позволило бы преградить дорогу ордынцам на возможном пути наступления на Москву. Отвод войск от Угры начался сразу после 26 октября. Причем войска отводились сначала к Кременцу, а затем еще дальше в глубь страны, к Боровску, где великого князя Ивана III поджидали прибывшие из Новгородской земли войска его братьев. Перенос позиции с Кременца в Боровск был сделан вероятнее всего потому, что новое расположение русских войск прикрывало путь на Москву не только со стороны Угры, но и со стороны Калуги; из Боровска можно было быстро переместить войска к среднему течению Оки между Калугой и Серпуховом, если бы Ахмат решил изменить направление главного удара. По словам Типографской летописи «...князь великий приидоша к Боровску, глаголюще яко – и на тех полях бой с ними поставим»^[15].

    Местность под Боровском была очень удобна для решающего сражения в том случае, если бы Ахмат все же решился перейти через Угру. Город располагался на правом берегу Протвы, на холмах с хорошим обзором. Покрытая густым лесом местность под Боровском не позволила бы Ахмату полностью использовать свою главную ударную силу – многочисленную конницу. Общий стратегический план русского командования не менялся – дать оборонительное сражение в выгодных для себя условиях и не допустить прорыва противника к столице.

    Однако Ахмат не только не предпринял новую попытку перейти Угру и вступить в сражение, но 6 ноября начал отступать от русских рубежей. 11 ноября это известие достигло лагеря Ивана III. Маршрут отступления Ахмата проходил через города Мценск, Серенск и далее в Орду. Муртоза, самый энергичный из сыновей Ахмата, предпринял попытку разорить русские волости на правом берегу Оки. Как пишет летописец, захвачены были два сельца в районе Алексина. Но Иван III приказал своим братьям не мешкая выступить навстречу неприятелю. Узнав о приближении княжеских дружин Муртоза отступил.

    На этом бесславно закончился последний поход Большой Орды на Русь. На берегах Оки и Угры была одержана решающая политическая победа – фактически свергнуто ордынское иго, тяготевшее над Русью более двух веков.

   28 декабря 1480 г. великий князь Иван III возвратился в Москву, где был торжественно встречен ликующими горожанами. Война за освобождение Руси от ордынского ига была закончена.

    Остатки воинства Ахмата бежали в степи. Против побежденного хана немедленно выступили соперники. Эта борьба закончилась его гибелью. В январе 1481 г. в донских степях утомленные долгим и бесплодным походом ордынцы потеряли бдительность и были настигнуты ногайским ханом Иваком. Убийство Ахмата мурзой Ямгурчеем привело к мгновенному распаду ордынского войска. Но решающим фактором, приведшим Ахмата к гибели, а его орду к разгрому было, конечно, их поражение в осенней кампании 1480 г.

   Действия русского командования, приведшие к победе, имели некоторые новые черты, характерные уже не для удельной Руси, а для единого государства. Во-первых, строгая централизация руководства отражением нашествия. Все управление войсками, определение рубежей развертывания основных сил, выбор тыловых позиций, подготовка городов в тылу к обороне, все это находилось в руках главы государства. Во-вторых, сохранение на всех этапах противостояния постоянной и хорошо отлаженной связи с войсками, своевременное реагирование на быстро меняющуюся обстановку. И последнее, стремление действовать на широком фронте, умение собирать в кулак силы на наиболее опасных направлениях, высокая маневренность войск и отличная разведка.

   Действия русских войск в ходе осенней кампании 1480 г. по отражению нашествия Ахмата – яркая страница в военной истории нашей страны. Если победа на Куликовом поле означала начало перелома в русско-ордынских отношениях – переход от пассивной обороны к активной борьбе за свержение ига, то победа на Угре означала конец ига и восстановление полного национального суверенитета Русской земли. Это крупнейшее событие ХV века, а воскресенье 12 ноября 1480 г. – первый день полностью независимого Русского государства – одна из важнейших дат в истории Отечества. ПCPЛ. T.26. M.-Л., 1959.

Памятник Великому Стоянию на реке Угре. Расположен в Калужской области на 176-м км автотрассы Москва-Киев у моста через реку. Открыт в 1980 г.
Авторы: В.А. Фролов. М.А. Неймарк и Е.И. Киреев. 

____________________________________________________

^[1] См.: Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью. Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). Т. XII. СПб., 1901. С. 181.

^[2] Цит. по: Boинcкиe повести Древней Руси. Л., 1985, С. 290.

^[3] Калугин И.К. Дипломатические сношения России c Крымом в княжение Ивана III. M., 1855. С. 15.

^[4] Разрядная книга 1475-1598 гг. M., 1966. С. 46.

^[5] Воинские повести Древней Руси. С. 290.

^[6] Mocкoвcкaя лeтoпиcь. ПCPЛ. T.25. M.-Л., 1949. С. 327.

^[7] Tвepcкaя лeтoпиcь. ПCPЛ. T.15. CПб., 1863. Стб. 497-498.

^[8] Mocкoвcкaя лeтoпиcь. С. 327.

^[9] Черепнин Л.B. Oбpaзoвaниe pyccкoгo цeнтpaлизoвaннoгo гocyдapcтвa в XIV-XV вeкax. M., 1960. С. 881.

^[10] Mocкoвcкaя лeтoпиcь. С. 327.

^[11] Boлoгoдcкo-Пepмcкaя лeтoпиcь. ПCPЛ. T.26. M.-Л., 1959. С. 263.

^[12]Tипoгpaфcкaя Aкaдeмичecкaя лeтoпиcь». ПЛДP. Bтopaя пoлoвинa XV в. M., 1982. С. 516.

^[13] Boлoгoдcкo-Пepмcкaя лeтoпиcь. С. 264.

^[14] Coфийcкaя-Львoвcкaя лeтoпиcь. ПCPЛ. T.20, ч.1. CПб, 1910-1914. С. 346.

^[15] Boинcкиe пoвecти Дpeвнeй Pycи. С. 290.

Юрий Алексеев, старший научный сотрудник
Научно-исследовательского института военной истории
Военной академии Генерального штаба
Вооруженных Сил Российской Федерации

НИКИТИН Афанасий (?-1472 г.) – тверской купец, путешественник.

В 60-70-е гг. XV в. на свой страх и риск совершил длительное путешествие в страны Востока. Спустившись из Твери по Волге, Никитин пересек Каспийское море и прибыл в Персию, где провел около года. По Аравийскому морю приплыл в Индию и прожил там около трех лет. На обратном пути пересек Аравийское море, добрался до восточного побережья Африки, по Аравийскому морю доплыл до Ормуза, проехал через Тебриз и Трапезунд и Черным морем прибыл в крымский город Кафа (ныне – Феодосия).

О своем путешествии Никитин рассказал в записках «Хождение за три моря». Записки позволяют уточнить и время путешествия. Скорее всего, оно было совершено в 1466-1472 гг. (некоторые исследователи предполагают другую датировку: 1471-1474 гг.) Особый интерес в «Хождении» представляет описание нравов, обычаев, религиозных верований народов Индии. Один из первых русских людей, познакомившихся с совершенно иным типом жизни и культуры, тверской купец и в долгом путешествии сохранил любовь и привязанность к родной земле, тревогу за распри и раздоры, творившиеся на ней: «Русская земля да будет Богом храним!.. На этом свете нет страны, такой как она, хотя князья Русской земли – не братья друг другу. Пусть же устроится Русская земля устроенной, хотя правды мало в ней!» Исследователи рассматривают «Хождение за три моря» как одно из первых в древнерусской литературе произведений, свидетельствующих о зарождении художественно-документальной прозы.

автор статьи В. Карев

Более подробная информация об Афанасии Никитине и "Хождение за три моря"

«Хожение за три моря» Афанасия Никитина дошло до нас в семи списках XVI-XVII веков, один из них содержит лишь вступление и несколько последних слов. Текстологические наблюдения свидетельствуют, что в списках можно условно выделить три редакции: Летописную, Троицкую, Ундольскую. Летописная редакция самая пространная, отличается большей простонародностью языка, отклонениями от ортодоксальных христианских представлений, в ней больше религиозного свободомыслия. Так, например, в Летописной редакции Христос считается творцом земли и неба, что явно противоречит христианским представлениям о боге-отце и боге-сыне, поэтому слово «Христос» в других редакциях заменено словом «бог». В Троицкой редакции во многих случаях исправлена простонародная лексика: вместо «фата на гузне» (на заду) пишется «фата на бедрах», языческое календарное наименование «Радуница» заменено христианским – «Фомина неделя», вместо «Оспожин день» – «Успение Богородицы» и др.

Еще большей переработке подвергся первоначальный текст в редакции Ундольской, где проведены большие сокращения, особенно удалены места, содержащие идеи религиозного свободомыслия, противоречащие ортодоксальному православию.

Следовательно, Летописная редакция наиболее близка к тем «тетратям рукы» Афанасия Никитина, которые были доставлены купцами к дьяку посольского приказа Василию Мамыреву в Москву в 1472 году, хотя в ней утрачены два листа и опущены во второй части некоторые незначительные подробности (они легко восстанавливаются на основе Троицкой редакции), но зато имеются такие подробности, которые отсутствуют в других редакциях. Поэтому для настоящего издания взята за основу Летописная редакция по Эттерову списку (название дано по имени владельца списка), изданному АН СССР в серии «Литературные памятники» (М.-Л., 1958), с восстановлением утраченных страниц по Троицкому списку, здесь факсимильно воспроизводимому, с внесением некоторых исправлений по Архивскому списку Летописной редакции. Как дополнения, так и частные исправления в самом тексте поставлены в угловые скобки и оговорены в подстрочных примечаниях.

Хождение за три моря

В том же году нашел написание тверского купца Афанасия, что был в Индии четыре года. А ходил, как говорят, с Василием Папиным [1]. Я же пытался узнать, когда Василий ездил с кречетами послом от великого князя, и сказали мне, что за год до казанского похода возвратился из Орды, когда князь Юрий [2] был под Казанью, когда его (Василия Папина) под Казанью застрелили. Записей же не нашел, в каком году пошел или в каком году вернулся из Индии и умер. Говорят, что, не дойдя Смоленска, умер. А писание то своею рукою написал, и его рукою написанные тетради привезли купцы к Мамыреву Василию, дьяку великого князя [3].

Вот написал я грешное свое хождение за три моря: первое море Дербентское – море Хвалынское, второе море Индийское – море Индостанское, третье море Черное – море Стамбульское. Пошел я от Спаса святого златоверхого и с его милостию, от государя своего великого князя Михаила Борисовича тверского, и от владыки Геннадия [4] тверского, и от Бориса Захарьича. Пошел вниз Волгою и пришел в монастырь Калязин, ко святой Троице живоначальной и к святым мученикам Борису и Глебу. У игумена Макария [5] с братиею получил благословение. И с Калязина пошел на Углич, с Углича отпустили меня свободно. И оттуда приехал в Кострому к князю Александру [6] с другой грамотой великого князя. И отпустили меня беспрепятственно. И на Плес [7] приехал свободно и в Нижний Новгород, к наместнику Михаилу Киселеву [8] и к пошлиннику Ивану Сараеву, и они меня отпустили беспрепятственно.

А Василий Папин уже проехал мимо города две недели тому назад, а я ждал в Нижнем Новгороде две недели татарского ширваншахова посла Хасан-бека [9]. Он ехал с кречетами от великого князя Ивана, а кречетов у него было девяносто. И поехал я с ним на низ Волгою. Проехали беспрепятственно Казань, Орду, Услан, Сарай [10].

И въехали мы в Бузань-реку. Тут повстречались нам три поганых татарина и сообщили лживые вести: «Хан Касим в Бузани [11] стережет купцов и с ним три тысячи татар». Посол ширваншахов Хасан-бек дал им по однорядке [12] и по куску полотна, чтобы провели нас мимо Астрахани. А они, поганые татары, по однорядке взяли, а весть подали астраханскому царю. Я тогда покинул свое судно и перелез с товарищами своими на судно послово. Поехали мимо Астрахани, а месяц светит, и царь нас видел. Татары кричали нам: «Качма, не бегите!» А мы не слыхали ничего. А плыли на парусах. За наши грехи царь послал в погоню всю свою орду. И настигли нас на Бугуне, и начали в нас стрелять, у нас застрелили человека, а мы у них двух татар. Судно наше малое остановилось на езу [13], они его захватили и тотчас разграбили; а моя вся мелкая рухлядь была на этом малом судне.

 В большом же судне мы дошли до моря и встали в устье Волги на мели. Татары тут нас настигли и судно назад велели тянуть вверх до еза. Здесь они судно наше пограбили, взяли четырех русских заложниками, а нас отпустили голыми головами за море. Вверх же нас не пропустили, чтобы мы не подали вести. И пошли мы, заплакав, к Дербенту на двух суднах: в одном судне посол Хасан-бек с иранцами и нас, русских, десять человек, а в другом судне шесть москвичей и шесть тверичей, да коровы, да корм наш. На море поднялась буря, и малое судно разбило о берег. А тут есть городок Тарки [14] , и люди вышли на берег, сбежались кайтаки и людей всех захватили.

А мы пришли в Дербент. Тут встретили Василия, он пришел благополучно, а мы пограблены. И били челом Василию Папину и ширваншахову послу Хасан-беку, с которым пришли, чтобы они похлопотали о людях, захваченных кайтаками под Тарки. И Хасан-бек хлопотал, ездил на гору к Булат-беку, тот послал скорохода к Ширванша-беку, извещая: «Господин, русское судно разбило под Тарки, и кайтаки захватили людей, а товар их разграбили». И Ширванша-бек тотчас отправил посла к своему шурину Халиль-беку, князю кайтак-скому: судно-де разбилось под Тарки, и твои люди, придя, людей захватили, а товар их пограбили, и ты бы, ради меня, людей ко мне прислал и товар их собрал, потому что те люди посланы ко мне; а что тебе нужно будет от меня, и ты ко мне пришли, и я тебя, своего брата, не упрекаю, а этих людей пошли ко мне, отпусти их ради меня свободно. И Халиль-бек тотчас отослал всех людей беспрепятственно в Дербент, а оттуда послал их к Ширван-шаху в орду, в его ставку.

 Мы также поехали к Ширван-шаху в его ставку и били ему челом, чтобы он нас пожаловал, чем нам дойти до Руси. И он нам не дал ничего, так как нас было много. И мы, заплакав, разошлись кто куда: у кого было что на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен там, тот пошел куда глаза глядят; иные же остались в Шемахе [15], а иные пошли работать в Баку.

А я пошел в Дербент, а из Дербента в Баку, где огонь горит неугасимый. Из Баку пошел за море в Чапакур [16], да тут и жил, в Чапакуре, шесть месяцев, да в Сари, в Мазандаранской земле, жил месяц. А оттуда пошел к Амулю и тут жил месяц; а оттуда – к Димованту, а из Димованта – к Рею. Тут убили шаха Хусейна, Алеевых детей и внучат Мухаммедовых [17], и он их проклял, за что 70 городов развалилось. Из рея пошел к Кашану и тут был месяц; а из Кашана к Найину, а из Найина к Йезду и тут жил месяц. Из Йезда к Сирджану, а из Сирджана к Таруму [18], где финиками кормят домашний скот, батман по четыре алтына. А из Тарума пошел к Лару, а из Лара к Бендеру.

 И тут есть пристанище Ормузское [19]; тут же есть Индийское море, по-персидски Индостанское море. И оттуда идти морем до Ормуза четыре мили. А Ормуз находится на острове, и заливает его море дважды в день. Тут я встретил Пасху, а пришел я в Ормуз за 4 недели до Великого дня (до Пасхи). Я не о всех городах писал – много городов великих. В Ормузе солнце палящее, человека может сжечь. А в Ормузе был месяц и пошел оттуда за Индийское море после Великого дня, в радуницу неделю, в таве с конями [20].

И шли мы морем до Маската [21] 10 дней; а от Маската до Диу 4 дня; а от Диу к Гуджерату; а от Гуджерата к Камбаю, тут родятся краски индиго и лакх [22]; а от Камбая к Чаулу. От Чаула мы пошли в седьмую неделю после Великого дня, а шли в таве 6 недель морем до Чаула.

И есть тут Индийская страна, и люди ходят все нагие: голова не покрыта, груди голы, волосы в одну косу плетены. Все ходят брюхаты, детей родят каждый год и детей у них много. Мужи и жены все нагие и все черные. Я куда хожу, так за мной людей много и дивуются белому человеку.

А князь их – фата на голове, а другая – на бедрах; бояре у них ходят – фата на плече, а другая – на бедрах; княгини ходят – фата на плече обогнута, а другая – на бедрах. Слуги же княжие и боярские – фата на бедрах обогнута, щит да меч в руках, а иные с копьями, а иные с ножами, а иные с саблями, а иные с луками и стрелами. И все нагие, босые да темные, а волос не бреют. А женки ходят с непокрытой головой и голыми грудями; мальчики же и девочки ходят нагими до семи лет, и срам у них не покрыт.

Из Чаула пошли сухим путем до Пали [23] 8 дней, то индийские горы; а от Пали до Умру 10 дней – это индийский город; а от Умри до Джунира 7 дней. Тут находится Асад-хан джунирский [24], индийский Меликтучаров холоп; а управляет от Меликтучара семью тьмами. А Меликтучар управляет 20 тьмами; 20 лет он бьется с индуистами, – то его побьют, то он их часто побивает. Хан Асад ездит на людях; много у него и слонов, и коней много добрых. Много у него людей, отменных хорасанцев. Привозят их из Хорасанской земли [25], или из Аравийской, или из Туркменской и Чагатайской [26]; а привозят их все морем, в тавах – индийских кораблях.

И я, грешный, привез жеребца в Индийскую землю; дошел же до Джунира благодаря бога здоровым, а стоил мне он сто рублей. Зима у них началась с Троицына дня [27], а зимовали мы в Джунире, жили 2 месяца; в течение 4 месяцев, и днем и ночью, всюду была вода и грязь. В те же дни у них пашут и сеют пшеницу, рис (просо?), горох и все съестное. Вино же у них приготовляют в больших кокосовых индийских орехах, а брагу – из татны. Коней кормят горохом и варят для них рис с сахаром и маслом; рано утром дают им еще рисовые лепешки. В Индийской земле кони не родятся; в их земле родятся волы и буйволы. На них ездят и товар иногда возят, – все делают.

Город Джунир расположен на каменном острове, крепость его никем не делана, а сотворена богом; поднимаются на гору днем по одному человеку, дорога тесна, двоим пройти нельзя. В Индийской земле гости останавливаются на подворьях [28], и кушанья для них варят господарыни; и постель стелют гостям господарыни, и спят с гостями. Хочешь иметь с той или иной из них тесную связь – дашь два шетеля, не хочешь иметь тесной связи – дашь один шетель; ведь это женка, приятельница – и тесная связь даром; любят белых людей. Зимой у них люди ходят: фата на бедрах, а другая по плечам, третья на голове. А князья и бояре надевают тогда на себя портки, сорочку и кафтан, и у них же фата по плечам, другою опоясываются, а третьею обертывают голову. Боже, боже великий, боже истинный, боже благий, боже милосердный.

И в том Джунире хан взял у меня жеребца [29]. Узнав, что я не мусульманин, а русский, он сказал: «И жеребца отдам и тысячу золотых дам, только прими веру нашу, Мухаммедову; если не примешь нашей магометанской веры, то и жеребца возьму и тысячу золотых с твоей головы возьму». И учинил мне срок 4 дня, в пост Богородицы на Спасов день [30]. И господь бог смилостивился на свой честный праздник, не оставил своей милости от меня, грешного, и не повелел мне погибнуть в Джунире с нечестивыми. В канун Спасова дня приехал хорасанец ходжа Мухаммед, и я бил ему челом, чтобы попросил обо мне. И он ездил к хану в город и упросил его, чтобы меня в веру не обращали; он и жеребца моего у него взял. Таково господне чудо на Спасов день. Вот, братья русские христиане, кто хочет пойти в Индийскую землю, тот оставь свою веру на Руси и, призвав Мухаммеда, иди в Индостанскую землю.

Мне солгали псы-бусурмане: говорили, что много всяких нужных нам товаров, но оказалось, что ничего нет для нашей земли. Весь товар белый только для мусульманской земли. Перец и краска дешевы. Но возят товар морем, иные же не платят за него пошлин, а нам они не дадут провезти без пошлины. А пошлины высокие, и на море разбойников много. А разбивают все неверные, не христиане и не мусульмане; молятся они каменным болванам, а Христа не знают.

Из Джунира вышли в день Успения Богородицы к Бидару [31], большому их городу, и шли месяц; а от Бидара до Кулунгира [32] 5 дней ходу, а от Кулунгира до Кульбарги также 5 дней. Между этими большими городами много небольших городов, каждый день встречалось по 3 города, а в иной и по 4; сколько ковов, столько и городов. От Чаула до Джунира 20 ковов, а от Джунира до Бидара 40 ковов, а от Бидара до Кулунгира 9 ковов.

В Бидаре же торг на коней, на товар: на камки, на шелк и на всякий иной товар; можно купить на нем также людей черных. Иной купли здесь нет. Да весь товар их индостанский и съестное – все овощи. А на Русскую землю товара нет. Люди все черные и все злодеи, а женки все бесстыдные и колдуньи; да всюду воровство, ложь и зелье, которым господарей морят.

В Индийской земле княжат все хорасанцы [33], и все бояре хорасанцы. Индостанцы все пешеходы, они ходят впереди хорасанцев, которые только на конях, а все прочие пешие ходят быстро, и все наги и босы, да щит в руке, в другой – меч. А у иных луки большие с прямыми стрелами. А бои у них все на слонах, а пеших пускают вперед. Хорасанцы же на конях, в доспехах и сами и кони. Слонам же к хоботу и к клыкам привязывают большие мечи кованые, весом по кентарю [34], одевают их в доспехи булатные, а на них сооружают башни; в каждой башне по 12 человек в доспехах, с пушками и стрелами.

Есть у них одно место – гробница шейха Алаеддина в Алянде, где раз в год устраивается базар, куда съезжается вся страна Индийская торговать и торгуют 10 дней. От Бидара базар 12 ковов [35], приводят коней до 20 тысяч продавать, всякий товар свозят. В Индостанской земле это торг лучший; всякий товар продают здесь и покупают на память шейха Алаеддина, а на русский праздник Покрова святой Богородицы [36]. Есть в том Алянде птица гукукь [37], летает ночью и кричит «кук-кук»; на которую хоромину она сядет, то тут человек умрет; а кто захочет ее убить, тогда у нее изо рта огонь выйдет. А дикие кошки ходят ночью и хватают кур; живут они в горе или в каменьях. Обезьяны же живут в лесу, и есть у них князь обезьянский [38], ходит со своей ратью. И если их кто тронет, тогда они жалуются князю своему, и они, напав на город, дворы разрушают и людей побивают. А рать у них, говорят, весьма большая, и язык у них есть свой. Детей родят много, но которые родятся не в отца и не в мать, тех бросают по дорогам. Тогда индостанцы тех подбирают и учат их всякому рукоделью, иных же продают ночью, чтобы они не смогли убежать назад, а некоторых учат играть и плясать.

Весна же у них наступила с Покрова святой Богородицы; через две недели после Покрова празднуют восемь дней шейху Алаеддину. Весна держится 3 месяца, и лето 3 месяца, и зима 3 месяца, идар же их – столица мусульманского Индостана. Город этот велик, и людей в нем много. Султан у них молод, 20 лет39, а управляют бояре, властвуют хорасанцы, воюют также все хорасанцы.

Есть хорасанец Меликтучар [40], боярин, – так у него 200 тысяч рати своей, у Мелик-хана – 100 тысяч, у Харат-хана – 20 тысяч. А у многих ханов рати по 10 тысяч. Да с султаном выходит 300 тысяч рати своей. Земля весьма многолюдна и богата, сельские люди очень бедны, а бояре всесильны и утопают в роскоши; носят их на серебряных носилках и перед ними водят до 20 коней в золотой сбруе; и на конях за ними 300 человек, да пеших 500 человек, да трубников 10, да литаврщиков 10 человек, да свирельников 10 человек. Султан же выезжает на потеху с матерью и с женой, да с ним людей на конях 10 тысяч и пеших пятьдесят тысяч. А слонов водят двести человек, наряженных в золоченые доспехи. Перед султаном идет сто человек трубников, да плясунов сто человек, да коней простых 300 в золотой сбруе, да обезьян за ним сто, да наложниц сто, и все юные девушки.

В крепости султана семеро ворот, а в воротах сидит по сто сторожей да по сто писцов-индусов: одни записывают, кто войдет, другие записывают, кто выйдет; чужестранцев в крепость не пускают. Дворец его весьма чудесный, всюду резьба да золото, и каждый камень резной и золотом расписан причудливо, а во дворце сосуды разные.

Город Бидар стережет по ночам тысяча военных надсмотрщиков градоначальника [41], а ездят они на конях, в доспехах и с факелами. Я жеребца своего продал в Бидаре, израсходовал на него 68 футунов, кормил его год. В Бидаре змеи ползают по улицам, длина их две сажени. Пришел я в Бидар в Филиппов пост [42] из Кулунгира, а жеребца своего продал на Рождество. Пробыл я в Бидаре до великого поста. Тут познакомился со многими индийцами и сообщил им о вере своей, что я христианин, а не мусульманин и имя мое Афанасий, по-мусульмански ходжа Юсуф из Хорасани. После этого они не стали от меня таиться ни в чем, ни в еде, ни в торговле, ни в молитве, ни в иных делах; и жен своих не стали скрывать.

Я о их вере расспросил все, и они говорили: веруем в Адама, а Буты, говорят, это и есть Адам и весь его род. А всех вер в Индии 84 [43], и все веруют в Бута [44]. Вера с верою не пьет, не ест, не женится; некоторые едят баранину, кур, рыбу и яйца, но воловины не ест никакая вера.

В Бидаре пробыл я 4 месяца и договорился с индусами пойти к Парвату [45] – их Иерусалим, а по-мусульмански Мекка, где их святыня (бутхана). Туда же ходил с индусами месяц. Торг у бутханы 5 дней. А сама бутхана весьма велика, с пол-Твери, каменная, и вырезаны по ней деяния Бутовы, вырезаны все 12 венцов, как Бут чудеса творил, как являлся во многих образах: первое – в образе человека; второе – в образе человека, но с хоботом слона; третье – человеком в виде обезьяны; четвертое – человеком в образе лютого зверя. Являлся им с хвостом, вырезанным на камне, а хвост с сажень. К бутхане, на Бутовы чудеса, съезжается вся Индийская страна. У бутханы бреются старые и молодые женки и девочки [46], и бреют на себе все волосы; бреют также бороды, головы, хвосты. После идут к бутхане; с каждой головы берут по 2 шекшени пошлину на Бута, а с коней – по 4 футы. Съезжается к бутхане всех людей 100 тысяч, а бывает время, когда и несметное число. В бутхане Бут вырезан из камня черного, весьма велик, да его хвост перекинут через него. Руку же правую он поднял высоко и простер, как царь Юстиниан в Царьграде [47], а в левой руке у него копье. На нем нет ничего, только зад у него обвязан ширинкою, облик же обезьяний. Другие Буты нагие, нет ничего, с открытым задом; а женки Бута вырезаны голыми, со срамом и с детьми. Перед Бутом же стоит огромный вол, высеченный из камня черного, и весь позолочен. Целуют его в копыто и сыплют на него цветы.

Индусы не едят никакого мяса: ни яловичины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же они в день дважды, а ночью не едят; ни вина, ни сыты не пьют [48]. С мусульманами не пьют и не едят. А еда у них плохая, и один с другим не пьет и не ест, и с женой не ест. Едят рис да кичири с маслом, да травы разные, а варят их с маслом и молоком. А едят все правою рукою, левою не примется ни за что; ножа не держат, а ложки не знают. В дороге каждый варит себе кашу в отдельном горшке [49]. А от мусульман скрываются, чтобы не посмотрел ни в горшок, ни в еду. Если же мусульманин посмотрит на еду, то индусы уже ее не едят. А когда едят, то покрываются платом, чтобы никто не видел его.

А молитва у них на восток, по-русски, обе руки подымают высоко и кладут их на темя да ложатся ниц на землю и растягиваются по ней – то их поклоны. А когда садятся есть, то омывают руки и ноги, да и рот прополаскивают. А бутханы же их без дверей [50] и поставлены на восток, а Буты стоят на восток. А кто у них умрет, то и тех жгут, а пепел сыплют на воду. Когда у жены родится дитя, то принимает муж; имя сыну дает отец, а дочери – мать. Добрых нравов у них нет и стыда не знают. Приходя или уходя, кланяются по-монашески, обе руки тычут до земли и ничего не говорят.

К Парвату же ездят на великое заговенье, к своему Буту, здесь их Иерусалим, а по-мусульмански – Мекка, по-русски – Иерусалим, по-индийски – Парват. А съезжаются все нагими, только на бедрах плат; и женки все голые, только на бедрах фата, а другие в фатах, да на шеях жемчуга и яхонтов много, на руках же обручи и перстни золотые, ей-богу. А внутрь, к бутхане, ездят на волах, и у каждого вола рога окованы медью, да на шее у него 300 колокольцев, да копыта подкованы медью. И тех волов «отцами» зовут. Индусы вола зовут «отцом», а корову – «матерью» [51]; а кизяком их пекут хлеб и еду варят себе, а пеплом этим мажут лицо, по челу и по всему телу рисуют знаки (ритуальные) [52]. В воскресенье же да в понедельник едят один раз днем. В Индии же малостоящими и дешевыми считаются женки: хочешь знакомства с женкою – два шетеля; хочешь за ничто бросить деньги, дай шесть шетелей. Таков у них обычай. Рабы и рабыни дешевы: 4 фуны – хороша, 5 фун — хороша и черна.

Из Парвата же приехал я в Бидар, за 15 дней до мусульманского великого праздника. А Великого дня воскресения Христова не знаю и по приметам гадаю: Великий день христианский бывает раньше мусульманского байрама на 9 или 10 дней. Со мною нет ничего, никакой книги; а книги мы взяли с собой из Руси, но когда меня пограбили, то и их захватили. И я позабыл всю веру христианскую и праздники христианские: ни Великого дня, ни Рождества Христова не знаю. И среди вер я молю бога, чтобы он хранил меня: «Боже господи, боже истинный, боже, ты бог милосердный, бог творец, ты господь еси. Бог един, то царь славы, творец неба и земли». А возвращаюсь я на Русь с думою: погибла вера моя, постился я мусульманским постом. Месяц март прошел, и я заговел в неделю с мусульманами, говел месяц, мяса не ел и ничего скоромного, никакой еды мусульманской, а ел 2 раза в день хлеб до воду и с женкой связи не имел. А молился я Христу-вседержителю, кто сотворил небо и землю, и иного никоторого имени не призывал: бог творец наш, бог милосердный, боже, ты бог всевышний.

А от Ормуза идти морем до Галата 10 дней, а от Галата до Дега – 6 дней, а от Дега до Маската – 6 дней, а от Маската до Гуджарата – 10 дней, а от Гуджарата до Камбая – 4 дня, а от Камбая до Чаула – 12 дней, а от Чаула до Дабула – 6 дней. Дабул же – это пристань в Индостане, последняя из мусульманских. А от Дабула до Каликута – 25 дней, а от Каликута до Цейлона – 15 дней, а от Цейлона до Шабата месяц идти, а от Шабата до Пегу [53] – 20 дней, а от Пегу до Чина да до Мачина [54] месяц идти. И то все путешествие морем. А от Чина до Китая [55] идти посуху 6 месяцев, а морем 4 дня идти.

Ормуз – пристань великая. Со всего света люди в нем бывают, всякий товар в нем есть. Все, что на свете, родится, то в Ормузе есть. Пошлина же велика, десятую часть со всего берут. А Камбай – пристань всему Индийскому морю, а товар в нем все делают алачи, да пестряди, да бумажную набойную ткань, да делают краску индиго; в нем же родится лакх, сердолик и гвоздика. Дабул – пристань весьма великая, и привозят сюда коней из Египта, Аравии, Хорасана, Туркестана, Ормуза; и ходят посуху месяц до Бидара и до Кульбарга.

А Каликут есть пристань для всего Индийского моря, и пройти его не дай бог никакому судну (из-за пиратов). Если кто (из пиратов) его заметит, то поздорову не пройдет морем. А родится в нем перец, имбирь, краска, мускатный орех цинамон, корица, гвоздика, да пряного коренья в нем родится много. И все в нем дешево; да рабы и рабыни очень хорошие, черные.

А Цейлон же есть пристань Индийского моря немалая, а в нем лежит отец Адам на горе [56] высокой. Да около него родятся драгоценные камни, рубины, кристаллы, белые агаты, смола, хрусталь, наждак. И слоны родятся, а продают их на локоть, да страусов продают на вес.

А Шабатская пристань Индийского моря весьма велика. Хорасанцам здесь дают жалованье, по деньге на день, великому и малому. А кто здесь из хорасанцев женится, и шабатский князь дает тем по тысяче денег на жертву, да жалованье дает, на каждый месяц по 50 денег. А родится в Шабате шелк, сандал, жемчуг – и все дешево.

В Пету же пристань немалая, и все в нем дервиши живут индийские. Родятся в нем камни драгоценные: рубин, яхонт и другие драгоценные камни. Продают эти камни дервиши. А Чинская же да Мачинская пристани весьма велики, и делают здесь фарфор, а продают его на вес и дешево.

А жены их со своими мужьями спят днем, а ночью жены их ходят спать к чужеземцам и спят с ними, угощают их: приносят с собой сладости и вино сладкое, кормят и поят гостей, чтобы их любили. А любят гостей – белых людей, так как их люди очень черны. И у которой жены от гостя зачнется дитя, то ее муж дает угощение, а если родится дитя белое, то тогда гостю пошлины 300 денег, а если родится черное, тогда ему ничего нет; а что пил да ел – то ему было законом дозволено.

Шабат же от Бидара 3 месяца, а от Дабула до Шабата 2 месяца морем идти. Мачин и Чин от Бидара 4 месяца морем идти. А делают там фарфор и все дешево. А до Цейлона 2 месяца идти морем, а до Каликут месяц идти. В Шабате же родится шелк, скатный жемчуг, простой жемчуг, сандал, слонов продают на локоть.

В Цейлоне родятся обезьяны, рубины, кристаллы, хрусталь, белый агат. В Каликуте родятся перец, мускат, гвоздика, орехи пальм и краска. В Гуджарате родится индиго и лак, а в Камбае родится сердолик. В Райчуре же родится алмаз, старой и новой копи; продают почку алмаза по 5 рублей, а доброго – по 10 рублей; почка нового алмаза только 5 кеней, черного – от 4 до 6 кеней, а белый алмаз – 1 деньга. Алмаз родится в горе каменной; и продают ту каменную гору, если алмаз новой копи, то по 2 тысячи золотых фунтов за локоть, если же алмаз старой копи, то продают по 10 тысяч золотых фунтов за локоть. А земля та султанова холопа Мелик-хана, от Бидара 30 ковов.

Евреи с удовлетворением называют Шабат своим, еврейским, – и то лгут. Шабаитяне не евреи, не мусульмане, не христиане – иная у них вера индийская. Ни с иудеями, ни с мусульманами они не пьют и не едят и мяса никакого не едят. В Шабате же все дешево, а родится там шелк и сахар – очень дешево. А в лесу у них водятся дикие кошки и обезьяны и по дорогам нападают на людей, поэтому ночью они по дорогам не могут ездить из-за обезьян и диких кошек.

А от Шабата 10 месяцев посуху идти, а морем 4 месяца на больших судах. У откормленных оленей режут пупы, а в них находится мускус. Дикие же олени сами роняют пупки в лесу, и из них выходит аромат, но не такой благоуханный и несвежий.

В месяце мае встретил первый день Пасхи в Бидаре, в мусульманском Индостане. Мусульмане же байрам встретили в середине месяца мая, а заговел я месяца апреля в 1-й день. О благоверные русские христиане! Кто по многим землям много плавает, тот во многие беды впадает и лишает себя христианской веры. Я же, рабище божий Афанасий, исстрадался по вере христианской. Уже прошли 4 великих поста и 4 Пасхи, а я, грешный, не знаю, когда Пасха или пост, не знаю, когда Рождество Христово и другие праздники, не знаю ни среды, ни пятницы [57]. А книг у меня нет, когда меня пограбили, то и книги у меня взяли. Я же от многих бед пошел в Индию, потому что на Русь мне пойти было не с чем, никакого товару у меня не осталось. Первую Пасху встретил я в Каине, другую в Чепакуре в Мазандаранской земле, третью – в Ормузе, а четвертую – в Бидаре, в Индии, вместе с мусульманами. И тут я много плакал по вере христианской.

Мусульманин же Мелик много понуждал меня обратиться в веру мусульманскую. Я же ему говорил: «Господин! Ты совершаешь молитву, и я также совершаю; ты 5 молитв читаешь, я 3 молитвы читаю; я чужеземец, а ты здешний». Он же мне сказал: «Истинно ты представляешься не мусульманином, но и христианства ты не знаешь». Я же впал во многие размышления и подумал: «Горе мне, окаянному, что от пути истинного заблудился, а другого пути не знаю, куда пойти. Господи боже, вседержитель, творец неба и земли! Не отврати лица от рабища твоего, находящегося в скорби. Господи! Призри и помилуй меня, создание свое. Не отврати меня, господи, от пути истинного и наставь меня, господи, на путь твой правый, ибо ничего добродетельного в нужде той не сотворил я тебе, господи боже мой, и дни свои прожил все во зле. Господь мой, бог покровитель, бог всевышний, бог милосердный, бог милостивый. Хвала богу! Уже прошли 4 Пасхи в мусульманской земле, а христианства я не оставил; а далее бог знает, что будет. Господи, боже мой, на тебя уповаю, спаси меня, господи, боже мой!»

 В Индии мусульманской, в Великом Бидаре, смотрел я на великую ночь: на Пасху Плеяды и Орион вошли в зорю, а Большая Медведица головою стоит на восток [58]. На байрам мусульманский выехал султан на прогулку, и с ним 20 везиров великих да 300 слонов, наряженных в доспехи булатные, с башнями, а башни окованы. В башнях же по 6 человек в доспехах, с пушками да с пищалями, а на великом слоне 12 человек. На каждом слоне по 2 знамени больших, к клыкам привязаны большие мечи, по кентарю, да к хоботам привязаны тяжелые железные гири; между ушей сидит человек в доспехах, а в руках у него крюк большой железный, которым он правит. Да коней выехало простых тысяча в сбруе золотой, да верблюдов 100 с литаврами, да трубников 300, да плясунов 300, да дев из гарема 300. На султане кафтан весь унизан яхонтами, да на шапке большой алмаз, да сайдак золотой с яхонтами, да 3 сабли на нем золотом окованы, да седло золотое. А перед ним бежит индус и играет зонтиком [59], а за ним много пеших. За ним же слон свирепый идет, наряжен весь в камку, отбивает людей, у него цепь большая железная во рту, и он отбивает ею людей и коней, чтобы к султану не подступали близко. А брат султанов сидит на носилках золотых, и над ним балдахин бархатный, маковка золотая с яхонтами. И несут его 20 человек. А султан сидит на носилках золотых, а балдахин над ним шелковый, с маковкой золотой. И везут его на 4 конях в сбруе золотой. Да около него людей великое множество, а перед ним идут певцы и плясунов много. И все с обнаженными мечами и саблями, со щитами, с копьями да с луками, прямыми и большими. Кони же все в доспехах, и на них сайдаки. Иные же идут все голыми, только плат на бедрах, стыд завешен.

 В Бидаре луна стоит 3 дня полная. В Бидаре же сладких овощей нет. В Индостане сильного зноя нет; сильный зной в Ормузе да в Бахрейне, где жемчуг родится, да в Джидде, да в Египте, да в Арабстане, да в Ларе. В Хорасанской земле знойно, но не так. А в Чагатае очень знойно. В Ширазе же да в Йезде, в Кашане знойно, но ветер бывает, а в Гиляни душно очень и парит сильно, да и в Шамахе пар сильный. В Вавилоне (Багдаде) знойно, а в Алеппо же не так знойно. А в Севастей губе и в Грузинской земле на все большое обилие. И Турецкая земля очень обильна. В Волошской земле обильно и дешево; да Подольская земля обильна всем. Русская земля да будет богом хранима! Боже, сохрани ее! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бояре Русской земли несправедливы. Да станет Русская земля благоустроенной и да будет в ней справедливость. О боже, боже, боже, боже.

 Господи боже мой! На тебя уповаю, спаси меня, господи! Пути не знаю. И куда пойду из Индостана: на Ормуз пойти, а из Ормуза на Хорасан – пути нет, ни на Чагатай пути нет, ни на Бахрейн пути нет, ни на Йезд пути нет, ни на Арабстан пути нет. Везде мятежно. Князей везде прогнали. Мирзу Джехан-шаха убил Узун-Хасан-бек, султана Абу-Саида отравили [60], Узун-Хасан-бек сел было на Ширазе, но земля эта его не признала. А Ядигар Мухаммед к нему не едет – остерегается. А иного пути нет никуда. А на Мекку пойти – значит обратиться в мусульманскую веру; поэтому христиане и не ходят в Мекку, из-за своей веры. Жить же в Индостане – значит проесть все, что имеешь, так как у них все дорого: один я человек, и то 2 с половиною алтына на еду идет в день. А вина и сыты я не пивал.

 Меликтучар [61] взял 2 индийских города, которые разбойничали в Индийском море. И 7 князей пленил и казну их взял: вьюк яхонтов, да вьюк алмазов и рубинов, да 100 вьюков товара дорогого. И всякого товару бесчисленно рать его захватила. Стоял он под городом 2 года, а рати с ним было 200 тысяч, да слонов 100, да 300 верблюдов. Меликтучар пришел со своею ратью к Бидару на курбан-байрам, по-русски на Петров день. Султан послал 10 везиров встречать его за 10 ковов, а в кове по 10 верст. А с каждым везиром по 10 тысяч своей рати да по 10 слонов в доспехах.

 А у Меликтучара каждый день садится за стол по 500 человек. И с ним садятся трапезничать 3 везира, а с везиром по 50 человек, да 100 человек бояр присяжных. У Меликтучара на конюшне коней 2000; да 1000 оседланных и день и ночь стоят готовыми, да 100 слонов на конюшне. Каждую ночь двор его стерегут 100 человек в доспехах, да 20 трубников и 10 литаврщиков, да в 10 бубнов больших по 2 человека бьют.

 А Низам-ал-мульк [62], да Мелик-хан, да Фархад-хан [63] взяли 3 города великих, и с ними было рати своей 100 тысяч да 50 слонов. И те взяли бесчисленно яхонтов и всяких камней драгоценных много; и все те камни, яхонты и алмазы, скупили для Меликтучара, а он повелел мастерам не продавать их купцам, пришедшим в день Успения пресвятой Богородицы в город Бидар.

Султан выезжает на потеху в четверг и во вторник, и с ним выезжают 3 везира. А брат султанов выезжает в понедельник с матерью и с сестрою. А женок 2 тысячи выезжают на конях и на носилках золоченых. Да коней перед ними простых 100, в золотой сбруе, и пеших с ними очень много, до 12 везиров, да 50 слонов в попонах суконных. А на слоне сидят по 4 человека голых, только плат на бедрах. Да голые пешие женки, которые воду за ними носят пить и умываться, а один у другого воды не пьет.

 Меликтучар выехал завоевывать индусов с своею ратью из города Бидара в день памяти шейха Алаеддина, а по-русски на Покров святой Богородицы [64 шло с ним 50 тысяч. А султан послал рати своей 50 тысяч, да с ним 3 везира пошли и с ними 30 тысяч; да 100 слонов пошло с ними с башнями и в доспехах, и на каждом слоне по 4 человека с пищалями. Меликтучар пошел завоевывать Виджаянагар, великое княжение Индийское.

 А у виджаянагарского князя 300 слонов, да 100 тысяч рати своей, да коней 50 тысяч у него. Султан выехал из города Бидара в восьмой месяц после Пасхи, и с ним выехали 26 везиров, 20 везиров мусульманских и 6 везиров индийских. А с султаном двора его выехали 100 тысяч рати своей конной, да 200 тысяч пеших, да 300 слонов с башнями в доспехах, да 100 лютых зверей, каждый на двух цепях. А с братом султановым вышли двора его 100 тысяч конных, да 100 тысяч пеших людей, да 100 слонов, наряженных в доспехи. А за Мал-ханом вышли двора его 20 тысяч конных, да пеших 60 тысяч, да 20 слонов наряженных. А с Бедер-ханом и братом его вышли 30 тысяч конных, да 100 тысяч пеших, да 25 слонов наряженных, с башнями. А с Сул-ханом вышли двора его 10 тысяч конных, да пеших 20 тысяч, да 10 слонов с башнями. А с Везир-ханом [65] вышли 15 тысяч конных, да пеших 30 тысяч, да 15 слонов наряженных. А с Кутувал-ханом [66] вышли двора его 15 тысяч конных, да пеших 40 тысяч, да 10 слонов. Да с каждым везиром вышли по 10 тысяч, а с иным и по 15 тысяч конных, да пеших по 20 тысяч. А с индийским авдономом [67] вышло рати своей 40 тысяч конных людей, да пеших людей 100 тысяч, да 40 слонов наряженных, в доспехах, а на них по 4 человека с пищалями. А с султаном вышли 26 везиров, и с каждым везиром по 10 тысяч рати своей, да пеших по 20 тысяч; а с иным везиром 15 тысяч, а конных людей и пеших 30 тысяч. А у индийских четырех великих везиров рати своей 40 тысяч конных людей да пеших 100 тысяч. И султан разгневался на индийского правителя, что мало вышло с ним; и он еще прибавил 20 тысяч пеших людей, 2 тысячи конных да 20 слонов. Такова сила у султана индийского, мусульманского [68]; Мухаммедова вера еще годится. А правую веру бог ведает, а правая вера – бога единого знать, имя его в чистоте призывать во всяком чистейшем месте.

 В пятый же день Пасхи надумал я идти на Русь. Вышел из города Бидара за месяц до улу-байрама мусульманского [69], по вере пророка Мухаммеда. А пасхального дня христианского, Христова воскресения, не знаю, а говел с мусульманами в их пост и разговелся с ними. Пасху же встретил в Кульбарге, в 20 ковах от Бидары.

 Султан пришел к Меликтучару с ратью своею на 15-й день после улу-байрама, к Кульбаргу. И война им не удалась, один город индийский взяли, а людей много погибло, и казны много истратили. А индийский же правитель очень силен, и рати у него много, а сидит на горе в Виджаянагаре [70]. И город у него весьма велик, около него 3 рва да сквозь него река течет; по одну сторону города джунгли непроходимые, а по другую же сторону прошла долина, чудная местами и весьма пригодная на все. Но на эту сторону прийти неоткуда: дорога идет сквозь город, а города взять неоткуда, так как подступила гора великая и дебрь злая, заросли колючие. Под городом стояла рать месяц, и люди умирали от безводия, и много людей погибло от голода да от безводицы: на воду смотрят, да взять нельзя. Город же индийский взял ходжа Меликтучар, а взял его силою, день и ночь бился с городом 20 дней, рать ни пила, ни ела, под городом стояла с пушками. А рати его погибло 5 тысяч добрых людей. Когда город взяли, то вырезали 20 тысяч поголовия мужского и женского да 20 тысяч в плен взяли взрослых и малых. А продавали пленных по 10 тенек за голову, а ребят по 2 теньки. Казны же не было ничего, и большого города не взяли.

 А от Кульбарга пошел до Кулура [71]; а в Кулуре родится сердолик, и здесь его обрабатывают и затем на весь свет оттуда его развозят. В Кулуре же проживает алмазников 300, украшают оружие. И здесь пробыл я пять месяцев и отсюда пошел в Каилконду, тут базар весьма большой. Оттуда пошел к Гульбарге, а от Гульбарги пошел к шейху Алаеддину, а от шейха Алаеддина пошел к Камендрии, а от Камендрии – к Кынарясу, а от Кынаряса – к Сури, а от Сури пошел к Дабулу – пристани Индийского моря.

Дабул же город весьма большой, и к нему съезжается все поморье Индийское и Ефиопское. Тут я, Афанасий окаянный, рабище бога вышнего, творца неба и земли, поразмыслил о вере христианской, о крещении Христове, о постах, святыми отцами устроенных, и о заповедях апостольских и устремился умом пойти на Русь. И вошел на корабль, и договорился о плате корабельной, и дал со своей головы 2 золотых до города Ормуза дойти.

 Вошел же на корабль в городе Дабуле до Пасхи за 3 месяца, мусульманского заговенья. Плыл же в таве по морю месяц и не видел ничего, на другой же месяц увидел горы Ефиопские. И тут люди все закричали: «Олло конъкар бизим баши мудна насип болмышьти», а по-русски молвить: «Боже государь, боже, боже вышний, царь небесный, здесь ты судил нам погибнуть».

В той земле Ефиопской был 5 дней. Божией благодатью зло не произошло, много роздали мы рису, перцу, хлеба ефиопам, и они суда не пограбили. А оттуда плыл 12 дней до Маската, в Маскате же шестую Пасху встретил. И плыл до Ормуза 9 дней и в Ормузе был 20 дней. Из Ормуза пошел к Дару и в Ларе был 3 дня. Из Дара пошел к Ширазу, 12 дней, а в Ширазе был 7 дней. Из Шираза пошел в Аберкух, 15 дней, а в Аберкухе был 10 дней. А из Аберкуха пошел к Йезду, 9 дней, а в Йезде был 8 дней. А из Йезда пошел к Испагани. И пошел к Кашану, а в Кашане был 5 дней. А из Кашана пошел к Куму, а из Кумы пошел в Саву. А из Савы пошел в Султанию. А из Султании пошел до Тавриза [72], пошел в орду к Хасан-беку [73], в орде же пробыл 10 дней, а далее пути нет никуда. На турецкого (султана) послал (Хасан-бек) рати двора своего 40 тысяч, и они Сивас взяли и Токат взяли да сожгли, Амасию взяли и много пограбили сел. И пошли, воюя, на Караман. А я из орды пошел к Арзинджану, а из Арзинджана пошел в Трапезунд [74].

 В Трапезунд же пришел на Покров святой Богородицы и приснодевы Марии и пробыл же в Трапезунде 5 дней. На корабль пришел и сговорился о плате – дать золотой со своей головы до Кафы [75], а золотой взяли за харчи, а отдать его в Кафе. В Трапезунде же субыши и паша много зла учинили: хлам мой весь к себе унесли в город, на гору, да и обыскали все; что мелочь добренькая – они ограбили все, а искали грамот, потому что пришел я из орды Хасан-бека.

 Божией милостью пришел я до третьего моря Черного, а по-персидски дория Стамбульское. Плыл же морем по ветру 10 дней и доплыл до Вонады [76], но тут нас встретил сильный ветер северный и возвратил нас к Трапезунду. И стояли мы в Платане [77] 15 дней из-за сильного и злого ветра. Из Платаны выходили на море, но ветер нас встречал злой и не давал нам по морю идти. Боже истинный, боже покровитель! Кроме него, иного бога не знаю. И морем же доплыл до Балаклавы [78], а оттуда к Гурзуфу [79], и тут стояли 5 дней.

Божиею милостью пришел в Кафу за 9 дней до Филиппова поста [80]. Боже творец! Прошел я милостию божией три моря. Остальное бог ведает, бог покровитель всеведущий. Аминь. Во имя бога милостивого и милосердного. Бог велик! Боже благий, господи благий, Иисус дух божий! Мир тебе! Бог велик; нет бога, кроме Аллаха, творца. Слава богу, хвала богу! Во имя бога, милосердного и милостивого! Он есть бог, которому другого подобного нет, ведающий все тайное и явное; он милосерден и милостив; он бог, которому нет другого подобного; он царь, свет, мир, спаситель, попечитель, славен, могущ, велик, творец, зиждитель, изобразитель. Он разрешитель грехов и каратель; дарующий, питающий, прекращающий всякие затруднения; знающий, принимающий наши души; распростерший небо и землю, все сохраняющий; всевышний, возвышающий, низвергающий, все слышащий, везде видящий. Он судья правый, благий.

Пояснения

 1

Василий Папин – посол Ивана III ко двору шир-ваншаха Фаррух-Ясара в Шемахе. Василий Папин был убит под Казанью между 1466-1470 гг.

 2

Князь Юрий – князь Георгий Васильевич (1441-1473), младший сын великого князя Василия Васильевича Темного, в 1463-1471 гг. принимал участие в походе на Казань и затем на Новгород.

 3

Василий Мамырев – дьяк посольского приказа при Иване III, один из образованнейших русских людей XV в.: родился в 1430 г., скончался в 1490 г., с почестями похоронен в Троице-Сергиевом монастыре.

 4

Спас Златоверхий – кафедральный собор в Твери. Михаил Борисович княжил в Твери с 1461 по 1485 г.; в 1485 г. Тверское княжество вошло в состав Московского государства. Борис Захарович — посадник в Твери, во время княжения Михаила Борисовича. Геннадий — тверской епископ.

 5

Монастырь Калязин – Троицкий Калязинский монастырь был основан Макарием в 1459 г. на берегу Волги, поэтому нередко назывался Макарьевским. В этом монастыре находилась церковь в память Бориса и Глеба, сыновей Владимира Святославича, убитых в 1015 г. после смерти отца братом Свято-полком. Борис и Глеб были причислены к лику святых еще в XI в. и пользовались популярностью на Руси.

 6

Князь Александр – наместник великого московского князя в Костроме; кроме проезжей грамоты от тверского князя, нужно было иметь разрешение («иную грамоту») на поездку и от костромского наместника московского князя.

7

Плесо – Плёс, город на Волге, основанный в 1410 г. по повелению московского князя Василия I, сына Дмитрия Донского, как опорный пункт на подступах к Костроме; ныне входит в состав Ивановской области.

 8

Михайло Киселев – наместник московского князя в Нижнем Новгороде.

 9

Асанбег – Хасан-бек, посол Фарруха-Ясара, владетеля Ширванского царства, находившегося на территории современного Азербайджана, в Прикаспийском Закавказье, с городами Шамаха, Нуха, Куба, Дербент.

 10

Сарай – одна из столиц Золотой Орды. Здесь, видимо, имеется в виду Сарай, основанный в XIII в. ханом Беркаем, братом хана Батыя, в нижней излучине Волги, на Ахтубе, близ нынешнего города Ленинска. Сарай-Берке был большим торгово-ремесленным городом, где находилась зимняя резиденция хана. В городе проживали купцы и ремесленники разных народов. Здесь было много и русских, угнанных в рабство, в городе было учреждено православное епископство. В 1395 г. Сарай-Берке был разрушен войсками Тимура. Окончательно город был разрушен в 1480 г. соединенными войсками Ивана III и крымского хана Менгли-Гирея.

 11

Кайсым салтан – астраханский хан. Бузан – один из рукавов в нижнем течении Волги.

 12

Однорядка – мужская верхняя длинная и широкая одежда, без воротника, с длинными рукавами, изготавливалась из шерсти, надевалась на зипун или кафтан. Эта одежда была отменена в конце XVII в. царем Федором Алексеевичем, запретившим появляться в однорядке при дворе и в пределах Кремля.

 13

Ез (яз) – заграждение на реке для рыбной ловли.

 14

Тархи – крепость на Дагестанском побережье Каспийского моря, входит в черту современного города Махачкалы.

 15

Шамахея – Шамаха, город в Ширване, ныне районный центр Азербайджана.

 16

Чебокар – Чапакур, портовый город на южном берегу Каспийского моря, в иранской области Мозандеран.

 17

…ко Рею. А ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучат Махметевых… Рей (Дрей) – один из великих городов средневекового Ирана, развалины его сохранились и находятся вблизи нынешнего Тегерана. В связи с этим городом Афанасий Никитин упоминает сюжет персидской мистерии, на представлении которой он, видимо, присутствовал. В мистерии разыгрывалось предание о гибели Хусейна бин-Али (в народном персидском произношении – Шаусен) и других потомков Мухаммеда. Мусульмане-шииты считали Хусейна (Шаусеня) преемником Мухаммеда. В 680 г. в битве при Керебеле он потерпел поражение от мекканской династии Омейядов, был убит, и вместе с ним были перебиты все его родственники, кроме жен. Мистерия ставилась на площадях в первые десять дней мусульманского лунного календаря, без каких-либо кулис и занавеса. Написана мистерия стихами, произносимыми нараспев. Изображаемые сцены комментировались рассказом.

 18

Кашень (Кашан, Кашинь), Наин (Найин), Ездей (Йезд, Диес), Сырчан (Срджан), Таром – города Центральной и Южной Персии (Ирана), по которой Афанасий Никитин проехал или прошел более тысячи семисот километров к северо-восточной части Персидского залива.

 19

Пристанище Гурмызьское – Гурмыз, или Ормуз, который Афанасий Никитин называет также Бедерем, город и небольшой остров в Персидском заливе, важнейший средневековый центр мировой торговли Востока и Запада. Ормуз, несмотря на тяжелые климатические условия (страшная жара, отсутствие питьевой воды, бесплодность почвы), утопал в роскоши и неге.

 20

Время отправления из Ормуза Афанасий Никитин обозначает обычно христианскими, иногда языческими праздниками: Велице дни – пасха, радуница – языческий обычай поминовения умерших, проводившийся во вторник первой недели после пасхи. Тава – парусный и весельный корабль; плавать в таких судах было опасно: «Бури в Индийском море часты и много их гибнет», – писал путешественник Марко Поло; он отказался от морского пути и предпочел ему сухопутный от Персидского залива через Среднюю Азию. Не случайно Афанасий Никитин говорит о конях, погруженных в таву. Если на корабле, прибывшем в Индию, было 20 коней, то все остальные товары освобождались от пошлины. В случае гибели коня в таможню представлялся хвост погибшего животного.

 21

Мошкат – Маскат, город на берегу Аравийского полуострова, крупный порт Аравии, откуда Афанасий Никитин отбыл в Индию.

 22

Названия индийских областей, княжеств и городов Афанасием Никитиным передаются в своеобразной транскрипции: Кузрят – Гуджерат, полуостров, одно из мусульманских владений в Индии; Конбаат (Камбат) – город Камбай; Чювиль – Чаул, портовый город к югу от современного Бомбея; Дега – возможно, Дегу (Диу).

23

Пали – город в 40 милях к юго-востоку от Бомбея, Умри – неясно, какой город называет Афанасий Никитин. Чюнер – Джуннар, т.е. «Старый город», развалины которого сохранились к юго-востоку от современного Джуннара; в XV в. Джуннар входил в одну из восьми областей Бахманидского царства.

 24

Асатхан Чюнерскыа – наместник в Джуннаре Мухаммеда-шаха III Асад-хан, которого Афанасий Никитин называет Меликътучаром (мелик-аттуджар) – буквально «господин торговцев».

 25

Хоросаньские земли – северо-восточная область Ирана. В XV в. эта область входила во владения Тимуридов, была населена персами и таджиками, а также кочевыми тюркскими племенами.

 26

Чеботайские земли – Чагатайская земля: так обычно называлась в XII-XV вв. Средняя Азия. Собственно же Чагатайское государство, названное так по имени сына Чингис-хана Чагатая, состояло из территорий нынешнего Узбекистана, Таджикистана, юго-восточной части Казахстана и Восточного Туркестана. В XV в. во главе государства стояла династия Тимуридов, а не Чага-таидов.

 27

Троицын день – христианский праздник в 50-й день после пасхи, обычно приходится на вторую половину мая.

 28

Подворье – постоялый двор, где купцам и путникам предоставлялись бесплатно ночлег и питание.

 29

…хан у меня взял жеребца – в мусульманских странах верхом на лошадях разрешалось ездить только мусульманам, а немусульмане могли ездить лишь на ослах, мулах и верблюдах. Это мусульманское право послужило, видимо, предлогом, чтобы отобрать у Афанасия Никитина коня.

 30

Спасов день – христианский праздник преображения господня, отмечался 6 августа по старому календарю.

 31

Бедерь – Бидар, столица Бахманидского царства, куда Афанасий Никитин выехал 15 августа по старому календарю (оспожин день – праздник успения богородицы приходится на это число). Из Бидара он выезжал в другие города Индии (Аланд, Кельберг, Курули, Парват) и возвращался обратно в Бидар.

 32

Кулонгерь (Кулонкерь) – Кулунгир, город в индийском государстве Бахманидов.

33

…княжат все хоросанцы – имеются в виду выходцы из мусульманских неиндийских княжеств: тюрки, афганцы, персы, которые занимали чиновные посты в правящей династии Бахманидов в Декане.

 34

Кентарь – мера веса, различная в разных областях, от 50 кг и выше.

 35

Кова – более 10 километров.

 36

…на память шиха Аладина, а на русскый на Покров… – 1 октября по старому календарю. Аладин – родоначальник династии Бахманидов (1347-1418), в его честь был установлен праздник.

 37

Птица гукукь – имеется в виду особая разновидность отряда сов. Проф. И.П. Минаев в исследовании «Старая Индия. Заметки на «Хожение Афанасия Никитина» (Спб., 1882) указывает, что сова по-санскритски называлась «гхука», а на языке хинди – «гхугука». Суеверие, что сова (филин) приносит несчастье, широко распространено у различных народов.

 38

Князь обезьяньскый – запись об обезьянском князе основывается, видимо, на знакомстве Афанасия Никитина со знаменитой древнеиндийской поэмой «Рамаяна», один из героев которой, бог Хануман, выступал в облике обезьяны. В Индии обезьяны с древнейших времен, наряду с некоторыми другими животными, считались священными, им посвящались храмы, куда приносились различные лакомства для обезьян.

39

…салтан невелик – 20 лет… – Во время пребывания в Бидаре Афанасия Никитина султаном был Мухаммед-шах III из династии Бахманидов. На престол он вступил в 1463 г. девяти лет, следовательно, в 1471 г. ему было не более 16 лет. Молодой султан увлекался торжественными процессиями, о которых рассказывается в «Хожении», а управляли царством ставленники султана.

 40

…хоросанець Меликтучар – первый сановник и фактический правитель Бидара при юном султане Мухаммед-шахе III, полное имя его было Махмуд-Гаван Мелик-ат-туджар. Индо-персидский историк XVI в. Фериттэ, идеализируя Махмуд-Гавана, передает исторические предания о том, как этот иранец (хорасанец) знатного рода вошел в доверие к султану и сделался первым сановником в царстве. Прозвище «Гаван» («Коровий») Махмуд получил якобы за остроумный ответ. В саду при дворе султана мычала корова. Один из придворных, желая смутить всезнающего Махмуда, спросил его в присутствии султана, о чем мычит животное. На это последовал находчивый ответ Махмуда: «Она говорит, что я из ее рода и не должен разговаривать с ослом». Махмуд-Гаван принадлежал к числу образованных вельмож, он содействовал созданию медресе и библиотеки, пользовался большим доверием султана, но в результате придворных интриг был обвинен в измене и казнен в 1481 г.

 41

…стерегут в нощи тысяща человек кутоваловых… – кутовал – комендант города, это было весьма важное лицо индийских городов. В его ведении был огромный штат ловких служилых людей, в обязанность которых входило охранять город в ночное время, немедленно докладывать кутовалу обо всем, что происходит в городе, о рыночных ценах, о всех приезжих, спекулянтах, правильности весов и мер, об охране имущества умерших и многое другое.

 42

…о заговейне о Филипове… – Филиппов пост начинался с 14 ноября и кончался 24 декабря по старому календарю.

43

А вер в Индеи всех 80 и 4 веры… – По подсчетам исследователей, в Индии насчитывается примерно 90 сект, касты же исчисляются сотнями.

 44

…все верують в Бута… – Слова «бут» и «бутхана» в речь Афанасия Никитина вошли из персидского языка и употреблялись в значении «идол», «идольский дом» (языческий храм). …веруем в Адама. – У индусов не было культа Адама; Афанасий Никитин, видимо, сблизил по созвучию слово «Адам» со словом «атман», которым индуисты обозначали первооснову всего существующего, мировую душу, и в качестве эпитета словом «атман» называли Брахму (древнеиндийское божество).

 45

Первоти – Парват, шиваитский комплекс храмов, священное место индуистов, находившееся вне пределов мусульманских владений. Это было внушительное и по величине и по художественному оформлению культовое сооружение. Обнаруженные развалины подтверждают сведения Афанасия Никитина.

 46

…у бутхана бреются… – Обряд начального очищения у индуистов состоял в бритье волос. Бритье или пострижение не являлось обязательным для царей, царских детей и браминов, если вместо этого они пожелают приносить двойные дары. Женщины могли ограничиваться стрижкой; возможно, в XV в., в годы религиозного фанатизма, брились также девушки и замужние женщины.

 47

…аки Устенеян царь Цареградскы… – имеется в виду знаменитая статуя византийского императора Юстиниана (527-565), установленная перед Софийским собором в Царьграде (Константинополе). Сравнение Афанасием Никитиным статуи «Бута» в Парвате со статуей императора Юстиниана в Царьграде навеяно, видимо, описаниями русских паломников Стефана Новгородца (1349) и Зосимы (1420). Не исключена возможность, что до путешествия в Индию Афанасий Никитин бывал и в Царьграде.

 48

По древним индуистским правилам браминам запрещалось употреблять в пищу свинину, некоторых рыб, вино, касаться левой рукой пищи, надлежало еду принимать в одиночестве, тайно. Совместная трапеза допускалась только в пределах одной касты. Опьяняющие напитки позволялись на празднествах низших каст. Сведения, приводимые Афанасием Никитиным, находят подтверждение в древних индийских шастрах – священных книгах, в которых изложены обязанности индусов. Яловичина – телятина. Сыта – разварной мед, опьяняющий напиток.

 49

…а у всякого по горньцу – Горнец – горшок, котелок. Законы каст запрещали общую еду; некоторые секты обязывали каждого индуса приготавливать себе еду.

 50

А бутханы… без дверей – видимо, ошибка, индийские храмы издавна славились изукрашенностью ворот.

 51

Индеяне же вола зовут отцем, а корову материю. – Речь идет о культе священных животных. По представлению индуистов корова воплощает богиню Пхагавати, дочь Брамы, покровительницу земли, поэтому почитание ее приравнивалось к почитанию самой богини.

52

…а попелом тем мажутся по лицу… – изображают на лице знаки, показывающие принадлежность к различным сектам или кастам.

 53

Певгу – Пегу – область в Южной Бирме, находящаяся в бассейне реки Иравади.

 54

Чини да Мачина – обычное название Китая среди мусульманских народов средневековья.

 55

Китай – обычное название Северного Китая у мусульман.

 56

…баба Адам на горе… – гора Серендиб на Цейлоне, ныне пик Адама, считалась у христиан и мусульман Малабарского берега первым местом, куда ступил ногою Адам после изгнания из рая.

 57

…не ведаю, ни среды, ни пятницы… – среда и пятница считались в христианских странах «постными днями» недели, когда не разрешалось принимать мясную пищу.

 58

…волосыпы да кола в зорю вошли, а лось главою стоит на восток. – Волосыпы (Волосыни) – созвездие Плеяды. Кола – Орион; заход Ориона в Индии иной, чем на Руси, потому что в Индии иная долгота. Лось – Большая Медведица; в Индии это созвездие расположено ближе к горизонту и обращено головой на восток.

 59

…да играет теремцом… – Теремец – зонт, считавшийся символом власти султана. Во время выхода султана человек с зонтом идет впереди процессии. На древних восточных рисунках нередко изображается скачущий человек с зонтом при выезде султана.

 60

…Султамусяитя окормыли – речь идет о султане Абу-Саиде, из династии Тимуридов, правителе Средней Азии, Хорасана и Восточного Ирана. В сражении с войсками Узун-Хасана Абу-Саид потерпел поражение, был захвачен в плен и выдан своему сопернику и родичу царевичу Мухаммед-Ядигиру, который и казнил Абу-Саида. Сообщение Афанасия Никитина об отравлении ошибочно.

 61

Меликътучар – В 1469 г. Махмуд-Гаван в результате длительной осады овладел двумя индийскими крепостями Кельну (Белгаон) и Гоа. Нападение преследовало грабительские цели, о чем и пишет Афанасий Никитин. В результате длительного и изнурительного для войск сражения было захвачено много драгоценностей и к Бахманидскому царству присоединены важные индийские крепости и территории.

 62

Мызамылк — низам-аль-мульк, титул одного из бахманидских начальников Хасана-Бахри, противника и заговорщика против Махмуд-Гавана (Мелик-ат-туджара), казненного по ложному обвинению бахманидским султаном.

 63

Мекхан – Мелик-хан, Хафаратхан – Фарат-хан, военачальники бахманидского султана Мухаммед-шаха III. Неизвестно, о каких трех индийских городах, захваченных бахманидскими войсками, упоминает Афанасий Никитин.

64

…на Покров святыя Богородица… – т.е. 1 октября по старому календарю.

 65

Малхан, Бездерь (Бедерь) хан, Возырхан – неизвестные военачальники и вассалы бахманидского султана.

 66

Кутовалхан – комендант крепости Бидара.

 67

…ындейский авдоном – самодержец индийский.

 68

Такова сила султанова индейскаго бесерменьскаго… – Афанасий Никитин подробно рассказывает о втором походе бахманидского войска на индийское Виджаянагарское царство. После первого похода, победоносно закончившегося в июне 1471 г., когда были захвачены две крепости на Малабарском берегу (Гоа и Белгаон) и огромная добыча, второй поход, закончившийся перед отъездом Афанасия Никитина из Индии, был неудачным для Бахманидского царства. По подсчетам Афанасия Никитина, в бахманидской армии находилось около двух миллионов воинов, шестьсот пятьдесят боевых слонов, много конницы, специально обученные хищные звери. На войну были брошены все люди, способные носить оружие. Эта огромная армия пожирала все на своем пути. Еще в более трудном положении эта армия оказалась во время длительной и неудачной осады города Виджаянагар: люди умирали от голода, болезней и от безводия, так как в ту пору была страшная засуха и все окрестные водоемы и источники иссякли.

 69

Улубагрям – улу-байрам, великий праздник.

 70

Бичинегерь – Биченегир, или Виджаянагар (мусульманское название – Биджанагар), город, крепость и столица Виджаянагарского царства. Ко времени войны с Бахманидами Виджаянагар поражал своим могуществом. Это была неприступная крепость, окруженная семью стенами. В центре находилась самая неприступная стена и царский дворец. В пространстве между первой и второй, а также между второй и третьей стенами находились не только дома ремесленников, но и возделанные сады, плодородные поля. За стенами укрывались многочисленные торговые лавки и базары, отличавшиеся благоустроенностью, высокими аркадными покрытиями, блестящими галереями. Особой пышностью славился царский дворец, зала для приема послов поражала своей роскошью, стены ее и потолки были украшены гирляндами из золотых листьев, царский трон был сделан из золота и украшен драгоценными камнями. Целая улица города была занята публичными домами, доставлявшими огромный доход, шедший на содержание царской гвардии. Виджаянагар являлся индуистским оплотом против распространения мусульманского владычества в Южной Индии. Город сдерживал натиск до 1565 г., когда он пал под ударами соединенных войск султанов Бидара, Биджапура, Голконды и Ахмеднагара. Виджаянагар с тех пор утратил былое могущество, но сохранившиеся развалины роскошных памятников среди тропической растительности подтверждают восторженные отзывы современников, давших описания города в пору его процветания. Видел роскошь Виджаянагара и Афанасий Никитин, но он поведал главным образом о трагической и страшной войне, в других источниках эти сведения отсутствуют.

 71

…в Кулури же родится ахикь – Куру ли (Кулур) – город, известный своими богатыми месторождениями алмазов, Афанасий Никитин прожил в нем 5 месяцев. Ахикь – сердолик.

 72

Обратный путь Афанасия Никитина от Ормуза (Гурмыза) до персидского города Кум в основном идет тем же маршрутом, по которому он пробирался в Индию. Отклонение составляет заезд в Шираз, где путешественник задержался на 7 дней. Шираз, являясь главным городом южноиранской области Фарс, находился в долине поразительной красоты и плодородия, славился умеренно теплым климатом, плодовыми садами и виноградниками. Это был один из трех крупнейших городов Передней Азии – наряду с Тебризом и Харатом. Здесь жили и похоронены великие поэты Востока – Саади (1184-1291) и Гафиз (сконч. около 1389 г.).

 73

…поидох в-ръду Асанбег… – Узун-Хасан, правитель объединения туркменских племен Ак-Койюнлу, куда входили Верхняя Месопотамия, Курдистан и часть Армении. Афанасий Никитин был вынужден при возвращении на родину отклониться от известного ему и удобного пути в силу сложившейся военно-политической обстановки. После разгрома мирзы Джеханшаха и Абу-Саида Узун-Хасан начал боевые действия против османской Турции. При поддержке Венеции весной 1472 г. его сорокатысячное войско быстро продвинулось до Карамана и заняло ряд турецких городов (Сивас, Токат, Амасию). Турецкий султан Мухаммед II (1451-1481) был вынужден отозвать войска из Европы и бросить их против Узун-Хасана. Афанасий Никитин и оказался в это время на территории, где развертывались боевые действия и складывалась весьма неустойчивая обстановка («булгак встал»).

 74

Трепизон – Трапезунд, город и порт на южном побережье Черного моря, сюда Афанасий Никитин прибыл 1 октября. Это был центр Трапезундской империи, населенной православными греками, грузинами и лазами. В 1461 г. Трапезундская империя была завоевана турецким султаном Мухаммедом II и вошла в состав османской Турции. Во время пребывания в Трапезунде Афанасия Никитина город опустел, две трети его состоятельного населения были силой переселены в Константинополь (Стамбул), а молодые люди отданы в рабство.

 75

Кафа – город и порт в Крыму, ныне Феодосия. В XV в., во время посещения Кафы Афанасием Никитиным, город находился во власти генуэзцев, хотя население его состояло не только из итальянцев-генуэзцев, но и из греков, армян, татар, постоянно посещалась Кафа и русскими купцами. В 1475 г. Кафа была захвачена османской Турцией.

 76

Вонада – мыс на южном берегу Черного моря.

 77

Платана – гавань и город на южном берегу Черного моря, к западу от Трапезунда.

 78

Баликае – Балыкая, совр. Балаклава, порт в Крыму, древнейшая греческая колония.

 79

Токорзов – Токорзоф, совр. Гурзуф, поселок на южном берегу Крыма.

 80

…до Филипова заговениа… – т.е. до 14 ноября по старому календарю; следовательно, Афанасий Никитин прибыл в Кафу 5 ноября.

 Материал с сайта История России в датах "https://rushrono.ru/hogdenie_za_tri_morya002.html#vgv111note16"

Схема Куликовской битвы 8 сентября 1380 г.

Куликовская битва (Мамаево побоище), сражение между объединённым русским войском во главе с московским великим князем Дмитрием Ивановичем и войском темника Золотой Орды Мамая, состоявшееся 8 сентября 1380 г.[1] на Куликовом поле (исторической местности между реками Дон, Непрядва и Красивая Меча на юго-востоке Тульской области.

Усиление Московского княжества в 60-е годы XIV в. и объединение вокруг него остальных земель Северо-Восточной Руси шло практически одновременно с усилением власти темника Мамая в Золотой Орде.  Женатый на дочери золотоордынского хана Бердибека, он получил титул эмира и стал вершителем судеб той части Орды, которая располагалась к западу от Волги до Днепра и на степных просторах Крыма и Предкавказья.

Ополчение великого князя Дмитрия Ивановича в 1380 г. Лубок XVII в.

В 1374 г. московский князь Дмитрий Иванович, обладавший ярлыком и на великое княжество Владимирское, отказался платить дань Золотой Орде. Тогда хан в 1375 г. передал ярлык на великое княжение Твери. Но против Михаила Тверского выступила фактически вся Северо-Восточная Русь. Московский князь организовал военный поход на Тверское княжество, к которому присоединились ярославские, ростовские, суздальские и полки других княжеств. Дмитрия поддержал и Новгород Великий. Тверь капитулировала. По заключенному договору владимирский стол признавался «отчиной» московских князей, а Михаил Тверской становился вассалом Дмитрия.

Однако честолюбивый Мамай продолжал рассматривать разгром вышедшего из подчинения Московского княжества как главный фактор усиления собственных позиций в Орде. В 1376 г. перешедший на службу к Мамаю хан Синей Орды Араб-шах Муззаффар (Арапша русских летописей) разорил Новосильское княжество, однако вернулся назад, избегая сражения с вышедшим за Окский рубеж московским войском. В 1377 г. он же на р. Пьяна разгромил не московско-суздальское войско. Посланные против ордынцев воеводы проявили беспечность, за что и поплатились: «А князья их, и бояре, и вельможи, и воеводы, утешающеся и веселящеся, пиюще и ловы деюще, мнящеся дом суще»[2], а затем разорил Нижегородское и Рязанское княжества.

В 1378 г. Мамай, стремясь заставить вновь платить дань, направил на Русь войско во главе с мурзой Бегичем. Выступившие навстречу русские полки вел сам Дмитрий Иванович. Сражение произошло 11 августа 1378 г. в Рязанской земле, на притоке Оки р. Воже. Ордынцы были наголову разбиты и бежали. Сражение на Воже показало возросшую мощь Русского государства, складывающегося вокруг Москвы.

К участию в новом походе Мамай привлек вооруженные отряды из покоренных народов Поволжья и Северного Кавказа, в его войске были также тяжеловооруженные пехотинцы из генуэзских колоний в Крыму. Союзниками Орды выступили великий литовский князь Ягайло и князь рязанский Олег Иванович. Однако союзники эти были себе на уме: Ягайло не хотел усиления ни ордынской, ни русской стороны, и в итоге на поле сражения его войска так и не появились; Олег Рязанский пошел на союз с Мамаем, опасаясь за судьбу своего пограничного княжества, но он же первым сообщил Дмитрию о продвижении ордынских войск и не участвовал в битве.

Летом 1380 г. Мамай начал поход. Недалеко от места впадения реки Воронеж в Дон ордынцы разбили свои станы и, кочуя, ожидали вестей от Ягайло и Олега.

В грозный час опасности, нависшей над русской землей, князь Дмитрий проявил исключительную энергию в организации отпора Золотой Орде. По его призыву стали собираться воинские отряды, ополчения крестьян и горожан. Вся Русь поднялась на борьбу с врагом. Сбор русских войск был назначен в Коломне, куда из Москвы выступило ядро русского войска. По разным дорогам отдельно шёл двор самого Дмитрия, полки его двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского и полки белозерских, ярославских и ростовских князей. Двигались на соединение с войсками Дмитрия Ивановича и полки братьев Ольгердовичей (Андрея Полоцкого  и Дмитрия Брянского, братьев Ягайло).  В составе войска братьев находились литовцы, белорусы и украинцы; горожане Полоцка, Друцка, Брянска и Пскова.

После прихода ратей в Коломну был проведен смотр. Собранное войско на Девичьем поле поражало своей многочисленностью. Сбор ратей в Коломне имел не только военное, но и политическое значение. Рязанский князь Олег окончательно избавился от колебаний и отказался от мысли присоединиться к войскам Мамая и Ягайло. В Коломне был сформирован походный боевой порядок: князь Дмитрий возглавил Большой полк; серпуховский князь Владимир Андреевич с ярославцами – полк Правой руки; в полк Левой руки был назначен командующим Глеб Брянский; Передовой полк составили коломенцы.

Святой Сергий Радонежский благословляет святого князя Димитрия Донского. Художник С.Б. Симаков. 1988 г.

20 августа русское войско отправилось из Коломны в поход: важно было как можно скорее преградить путь ордам Мамая. Накануне похода Дмитрий Иванович посетил Сергия Радонежского в Троицком монастыре. После беседы князь и игумен вышли к народу. Осенив князя крестным знамением, Сергий воскликнул: «Пойди, господине, на поганых половцев, призывая Бога, и Господь Бог будет ти помощник и заступник»[3]. Благословляя князя, Сергий предрек ему победу, хотя и дорогой ценой, и отпустил в поход двух своих иноков, Пересвета и Ослябю.

Весь поход русской рати к Оке был проведен в относительно короткий срок. Расстояние от Москвы до Коломны, около 100 км, войска прошли за 4 дня. К устью Лопасни они прибыли 26 августа. Впереди находилось сторожевое охранение, которое имело задачу обезопасить главные силы от внезапного нападения врага.

30 августа русские войска начали переправу через Оку у селения Прилуки. Окольничий Тимофей Вельяминов с отрядом осуществлял контроль за переправой, ожидая подход пешей рати. 4 сентября в 30 км от реки Дон в урочище Березуй к русскому войску присоединились союзные полки Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Еще раз было уточнено местонахождение ордынского войска, которое в ожидании подхода союзников кочевало у Кузьминой гати.

Движение русского войска от устья Лопасни на запад имело целью не дать возможности соединиться литовскому войску Ягайло с силами Мамая. В свою очередь Ягайло, узнав о маршруте и численности русских войск, не торопился на соединение с монголо-татарами, топтался в районе Одоева. Русское командование, получив эти сведения, решительно направило войска к Дону, стремясь упредить соединение частей противников и нанести удар по монголо-татарской орде. 5 сентября конница русских вышла к устью Непрядвы, о чем Мамай узнал только на следующие сутки.

Чтобы выработать план дальнейших действий 6 сентября князь Дмитрий Иванович созвал военный совет. Голоса участников совета разделились. Одни предлагали идти за Дон и на южном берегу реки сразиться с противником. Другие советовали оставаться на северном берегу Дона и ждать нападения врага. Окончательное решение зависело от великого князя. Дмитрий Иванович произнес следующие знаменательные слова: «Братья! Лучше честная смерть, чем злая жизнь. Лучше было не выходить против врага, чем, прийдя и ничего не сделав, возвратиться обратно. Перейдем сегодня все за Дон и там положим головы свои за православную веру и братью нашу»[4]. Великий князь Владимирский предпочел наступательные действия, которые позволяли удерживать инициативу, что имело важное значение не только в стратегии (бить противника по частям), но и в тактике (выбор места боя и неожиданность удара по войску врага). После совета вечером князь Дмитрий и воевода Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский переехали за Дон и осмотрели местность.

Местность, избранная князем Дмитрием для сражения, носила название Куликова поля. С трех сторон – запада, севера и востока она была ограничена реками Доном и Непрядвой, изрезана оврагами и мелкими речками. Правое крыло строящейся в боевой порядок русской рати прикрывали речки, впадающие в Непрядву (Верхний, Средний и Нижний Дубики); левое – довольно мелководная речушка Смолка, впадающая в Дон, и высохшие русла ручейков (балки с пологими склонами). Но этот недостаток рельефа местности компенсировался – за Смолкой высился лес, в котором можно было поставить общий резерв, охранявший броды через Дон и усиливавший боевой порядок крыла. По фронту русская позиция имела протяженность свыше восьми километров (некоторые авторы ее значительно уменьшают и затем подвергают сомнению многочисленность войск). Однако местность, удобная для действия конницы противника, ограничивалась четырьмя километрами и находилась в центре позиции – около сходящихся верховьев Нижнего Дубика и Смолки. Войско Мамая, имея преимущество в развертывании по фронту свыше 12 километров, могло атаковать конницей русские боевые порядки только на этом ограниченном участке, что исключало маневр конными массами.

В ночь на 7 сентября 1380 г. началась переправа главных сил. Пешие войска и обозы переходили через Дон по наведенным мостам, конница – вброд. Переправа совершалась под прикрытием сильных сторожевых отрядов.

Утро на поле Куликовом. Художник А.П. Бубнов. 1943–1947.

По сообщению сторожи Семена Мелика и Петра Горского, имевшей 7 сентября схватку с разведкой противника, стало известно, что основные силы Мамая находятся на расстоянии одного перехода и к утру следующего дня их следует ожидать у Дона. Поэтому, чтобы Мамай не упредил русскую рать, уже  утром 8 сентября войско Руси под прикрытием Сторожевого полка приняло боевой порядок. На правом фланге, примыкавшем к обрывистым берегам Нижнего Дубика, встал полк Правой руки, в составе которого находилась дружина Андрея Ольгердовича. В центре расположились дружины Большого полка. Им командовал московский окольничий Тимофей Вельяминов. На левом фланге, прикрывшись с востока рекой Смолкой, построился полк Левой руки князя Василия Ярославского. Впереди Большого полка находился Передовой полк. За левым флангом Большого полка был скрытно расположен резервный отряд, который командовал Дмитрий Ольгердович. За полком Левой руки в лесном массиве Зеленая Дубрава Дмитрий Иванович поставил отборный отряд конницы из 10–16 тыс. человек[5] – Засадный полк, возглавляемый князем Владимиром Андреевичем Серпуховским и опытным воеводой Дмитрием Михайловичем Боброком-Волынским.

Куликовская битва. Художник А. Ивон. 1850 г.

Такое построение было избрано с учетом местности и способа борьбы, который применяли золотоордынцы. Их излюбленным приемом являлся охват конными отрядами одного или обоих флангов противника с последующим выходом в его тыл. Русское войско заняло позицию, надежно прикрывавшуюся с флангов естественными препятствиями. По условиям местности противник мог атаковать русских лишь с фронта, что лишило его возможности использовать свое численное превосходство и применять обычный тактический прием. Численность русского войска, построенного в боевой порядок, достигала 50–60 тыс. человек[6].

Войско Мамая, подошедшее утром 8 сентября и остановившееся в 7–8 километрах от русских, насчитывало около 90-100 тыс. человек[7]. Оно состояло из авангарда (легкая конница), главных сил (в центре находилась наёмная генуэзская пехота, а по флангам – тяжелая конница, развернутая в две линии) и резерва. Перед лагерем ордынцев рассыпались легкие отряды разведки и охранения. Замысел противника состоял в том, чтобы охватить рус. армию с обоих флангов, а затем окружить её и уничтожить. Основная роль в решении этой задачи отводилась мощным конным группировкам, сосредоточенным на флангах ордынского войска.  Однако Мамай не спешил вступать в сражение, все еще надеясь на подход Ягайло.

Но Дмитрий Иванович решил втянуть войско Мамая в сражение и повелел полкам своим выступать. Великий князь снял свой доспех, передал его боярину Михаилу Бренку, а сам облачился в простой доспех, но не уступавший по своим защитным свойствам княжескому. В Большом полку было поставлено великокняжеское темно-красное (черемное) знамя – символ чести и славы объединенного русского войска. Оно было вручено Бренку.

Поединок Пересвета с Челубеем. Художник. В.М. Васнецов. 1914 г.

Битва началась около 12 часов. При сближении главных сил сторон произошел поединок русского воина инока Александра Пересвета с монгольским богатырем Челубеем (Темир-мурзой). Как гласит народное предание, Пересвет выехал без защитного доспеха, с одним копьем. Челубей был при полном вооружении. Воины разогнали коней и ударили в копья. Мощный одновременный удар – Челубей рухнул замертво головой к ордынскому войску, что было плохой приметой. Пере-свет несколько мгновений держался в седле и также пал на землю, но головой к противнику. Так народная легенда предопределила исход битвы за правое дело. После поединка разгорелась ожесточенная сеча. Как пишет летопись: «Сила велика татарская борзо с шоломяни грядуще и ту пакы, не поступающе, сташа, ибо несть места, где им разступитися; и тако сташа, копиа закладше, стена у стены, каждо их на плещи предних своих имуще, предние краче, а задние должае. А князь велики такоже с великою своею силою русскою з другого шоломяни поиде противу им»[8].

В течение трех часов войско Мамая безуспешно пыталось прорвать центр и правое крыло русской рати. 3десь натиск ордынских войск был отбит. Активно действовал отряд Андрея Ольгердовича. Он неоднократно переходил в контратаку, помогая полкам центра сдерживать натиск врага.

Тогда главные усилия Мамай сосредоточил против полка Левой руки. В ожесточенной схватке с превосходящим противником полк понес большие потери и стал отходить. В сражение был введен резервный отряд Дмитрия Ольгердовича. Воины заступали на место павших, стремясь сдержать натиск врага, и только их гибель позволяла монгольской коннице продвигаться вперед. Воины Засадного полка, видя трудное положение своих ратных побратимов, рвались в бой. Владимир Андреевич Серпуховской, который командовал полком, решил вступить в сражение, но его советник – опытный воевода Боброк удерживал князя. Мамаева конница, тесня левое крыло и прорывая боевой порядок русской рати, стала выходить в тыл Большого полка. Ордынцы, подкрепленные свежими силами из резерва Мамая, минуя Зеленую Дубраву, набросилась на воинов Большого полка.

Наступил решающий момент битвы. Во фланг и тыл прорвавшейся золотоордынской конницы ринулся Засадный полк, о существовании которого Мамай не знал. Удар Засадного полка явился полной неожиданностью для татар. «В великий страх и ужас впадоша нечестивии... и возкликнуша, глаголюше: «Увы нам! ...христиане упремудрили над нами, лутчиа и удалыа князи и воеводы втаю оставиша и на нас неутомлены уготовиша; наши же рукы ослабеша, и плещи усташа, и колени оцепенеша, и кони наши утомлени суть зело, и оружиа наша изринушася; и кто может против их стати?...»[9]. Используя наметившийся успех, перешли в наступление и другие полки. Враг обратился в бегство. Дружины русских преследовали его на протяжении 30–40 километров – до реки Красивая Меча, где были захвачены обоз и богатые трофеи. Войско Мамая было разгромлено полностью. Оно практически перестало существовать[10].

Вернувшись из погони, Владимир Андреевич стал собирать войско. Сам великий князь был контужен и сбит с коня, но смог добраться до леса, где и был найден после битвы под срубленной берёзой в бессознательном состоянии[11]. Но и русская рать понесла большие потери, что составило около 20 тыс. человек[12].

 Восемь дней русское войско собирало и хоронило убитых воинов, а затем двинулось к Коломне. 28 сентября победители вступили в Москву, где их ожидало все население города. Битва на Куликовом поле имела огромное значение в борьбе русского народа за освобождение от чужеземного ига. Она серьезно подорвала военное могущество Золотой Орды и ускорила ее последующий распад. Весть о том, что «Русь великая одолела Мамая на поле Куликовом», быстро разнеслась по всей стране и далеко за ее пределы. За выдающуюся победу народ прозвал великого князя Дмитрия Ивановича «Донским», а его двоюродный брат, серпуховский князь Владимир Андреевич – прозвище «Храбрый».

Отряды Ягайло, не дойдя до Куликова поля 30-40 километров и узнав о победе русских, скорым маршем вернулись в Литву. Союзник Мамая не пожелал рисковать, поскольку в его войске находилось немало славянских отрядов. В рати Дмитрия Ивановича присутствовали видные представители литовских воинов, которые имели сторонников в войске Ягайло, и те могли перейти на сторону русских войск. Все это вынудило Ягайло быть максимально осторожным в принятии решений.

Мамай же, бросив свое разбитое войско, с горсткой соратников бежал в Кафу (Феодосия), где был убит. Власть в Орде захватил хан Тохтамыш. Он потребовал от Руси возобновления выплаты дани, утверждая, что в Куликовской битве поражение потерпела не Золотая Орда, а узурпатор власти – темник Мамай. Дмитрий ответил отказом. Тогда в 1382 г. Тохтамыш предпринял карательный поход на Русь, хитростью захватил и сжег Москву. Безжалостному разорению подверглись также крупнейшие города Московской земли – Дмитров, Можайск и Переяславль, а затем ордынцы прошли огнем и мечом по рязанским землям. В результате этого набега ордынское владычество над Русью было восстановлено.

Дмитрий Донской на Куликовом поле. Художник В.К. Сазонов. 1824.

По своим масштабам Куликовская битва не имеет себе равных в средневековье и занимает видное место в истории военного искусства. Стратегия и тактика, примененные в Куликовской битве Дмитрием Донским, превосходили стратегию и тактику врага, отличались наступательным характером, активностью и целеустремленностью действий. Глубокая, хорошо организованная разведка позволила принимать верные решения и совершить образцовый марш-маневр к Дону. Дмитрий Донской сумел правильно оценить и использовать условия местности. Он учел тактику противника, раскрыл его замысел.

Погребение павших воинов после Куликовской битвы.
1380 г. Лицевой летописный свод XVI в.

Исходя из условий местности и применяемых Мамаем тактических приемов, Дмитрий Иванович рационально расположил на Куликовом поле имевшиеся в его распоряжении силы, создал общий и частный резерв, продумал вопросы взаимодействия полков. Получила дальнейшее развитие тактика русского войска. Наличие в боевом порядке общего резерва (Засадного полка) и его умелое применение, выразившееся в удачном выборе момента ввода в действие, предопределили исход битвы в пользу русских.

Оценивая итоги Куликовской битвы и предшествующую ей деятельность Дмитрия Донского ряд современных ученых, наиболее полно изучивших данный вопрос, не считают, что московский князь ставил перед собой цель возглавить антиордынскую борьбу в широком понятии этого слова, а лишь выступил против Мамая, как узурпатора власти в Золотой Орде. Так, А.А. Горский пишет: «Открытое не­подчинение Орде, переросшее в вооружен­ную борьбу с ней, произошло в период, ко­гда власть там попала в руки нелегитимного правителя (Мамая). С восстановлением «законной» власти была предпринята по­пытка ограничиться чисто номинальным, без уплаты дани, признанием верховенства «царя», но военное поражение 1382 года ее сорвало. Тем не менее отношение к ино­земной власти изменилось: стало очевид­ным, что при определенных условиях воз­можно ее непризнание и успешное воен­ное противостояние Орде»[13]. Поэтому, как отмечают другие исследователи, несмотря на то, что выс­тупления против Орды происходят еще в рамках прежних представлений об отношениях между русскими князьями – «улусниками» и ордынскими «царями», «Куликовская битва, несомненно, стала поворотным пунктом в становлении нового самосознания русских людей»[14], а «победа на Куликовом поле закрепила за Москвой значение организатора и идеологического центра воссоединения восточнославянских земель, показав, что путь к их государственно-политическому единству был единственным путём и к их освобождению от чужеземного господства»[15].

Памятник-колонна, изготовленный по проекту А. П. Брюллова на заводе Ч. Берда. Установленный на Куликовом поле в 1852 г. по инициативе первого исследователя битвы обер-прокурора Священного Синода С. Д. Нечаева.

Времена ордынских нашествий уходили в прошлое. Стало ясно, что на Руси есть силы, способные противостоять Орде. Победа способствовала дальнейшему росту и укреплению Русского централизованного государства и подняла роль Москвы как центра объединения.

_____________________________________

[1] 21 сентября (8 сентября по юлианскому календарю) в соответствии с Федеральным законом от 13 марта 1995 г. № 32-ФЗ «О днях воинской славы и памятных датах России» является Днём воинской славы России — День победы русских полков во главе с великим князем Дмитрием Донским над монголо-татарскими войсками в Куликовской битве.

[2] Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью. ПСРЛ. Т. XI. Спб., 1897. С. 27.

[3] Цит. по: Борисов Н.С. И свеча бы не угасала... Исторический портрет Сергия Радонежского. М., 1990. С.222.

[4] Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. XI. С. 56.

[5] Кирпичников А.Н. Куликовская битва. Л., 1980. С. 105.

[6] Эта численность рассчитана советским военным историком Е.А. Разиным на основе общего количества населения русских земель с учетом принципов комплектования войск для общерусских походов. См.: Разин Е.А. История военного искусства. Т. 2. Спб., 1994. С. 272. Такую же численность русского войска определяет и А.Н. Кирпичников. См.: Кирпичников А.Н. Указ. соч. С. 65. В трудах историков XIX в. эта численность варьируется от 100 тыс. до 200 тыс. человек. См.: Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. V. М., 1993.С. 40; Иловайский Д.И. Собиратели Руси. М., 1996. С. 110.; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Книга 2. М., 1993. С. 323. Русские летописи приводят крайне преувеличенные данные о численности русского войска: Воскресенская летопись – около 200 тыс. См.: Воскресенская летопись. ПСРЛ. Т. VIII. Спб., 1859. С. 35; Никоновская летопись — 400 тыс. См.: Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. XI. С. 56.

[7] См.: Скрынников Р.Г. Куликовская битва // Куликовская битва в истории культуры нашей Родины. М., 1983. С. 53-54.

[8] Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. XI. С. 60.

[9] Там же. С. 61.

[10] «Задонщина» говорит о бегстве Мамая сам-девять в Крым, то есть о гибели 8/9 всего войска в битве. См.: Задонщина // Воинские повести Древней Руси. Л., 1986. С. 167.

[11] См.: Сказание о Мамаевом побоище //Воинские повести Древней Руси. Л., 1986. С. 232.

[12] Кирпичников А.Н. Указ. соч. С. 67, 106. По Е.А. Разину ордынцы потеряли около 150 тыс., русские убитыми и умершими от ран – около 45  тыс. человек (См.:  Разин Е.А. Указ. соч. Т. 2. С. 287–288). Б. Урланис говорит о 10 тыс. убитых (См.: Урланис Б.Ц. История военных потерь. Спб., 1998. С. 39). В «Сказании о Мамаевом побоище» говорится, что было убито 653 боярина. См.: Воинские повести Древней Руси. С. 234. Приводимая там же цифра общего числа погибших русских дружинников в 253 тыс. явно является завышенной.

[13] Горский А.А. Москва и Орда. М. 2000. С. 188.

[14] Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIV вв.). М. 2000. С. 312.

[15] Шабульдо Ф.М. Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского. Киев, 1987. С. 131.

Юрий Алексеев, старший научный сотрудник
Научно-исследовательского института военной истории
Военной академии Генерального штаба
Вооруженных Сил Российской Федерации